В Одессу на майские. Некурортный роман - Ирина Викторовна Буторина

оцепенение, которое не даёт разорваться сердцу, и концентрирует голову на единственной мысли: «Выжить!» Возле автобуса она услышала над своей головой все тот же басовитый голос: «Всё, прибыли, заходи в автобус», и почти шёпотом: «Храни тебя Господь, малышка». Поднявшись по ступеням в салон автобуса, Ира горестно вздохнула: «Вот и я попала в автозак», и тут же сердце радостно забилось в груди: «Жива!»

— Убили Зинку, убили, — застонала сидевшая рядом Викторовна. — Какая подруга была! Мы с ней с вечернего техникума вместе. Правда, я замужем, а она так и осталась одна. Деток моих любила, внуков. И они её любят. Что я им скажу? Да так и скажу, спасла вашу бабушку, а сама погибла!

— Вот к чему она вам в подвенечном платье приснилась, — заметила, шмыгая носом, психологиня. — Это хорошо известная трактовка сна про подвенечное платье.

— Странно, — заметил Александрович, — свадьба — это счастье, что же она тогда к несчастью снится?

— Кому и счастье, а кому и горе на всю оставшуюся жизнь, а самое главное, неизвестность, как и смерть, — заметила психологиня.

— Разговорчики! — послышался окрик сидевшего в машине милиционера.

Все замолчали, размышляя о своей дальнейшей судьбе. Ира сидела молча, пытаясь вспомнить, когда начались её несчастья. В голове вдруг всплыла картина, как она бежит вместе в Петей мимо автозаков, припаркованных у Дворцовой площади. Это было буквально в первые же дни их знакомства. Эти воспоминания вытеснила картина её непередаваемого счастья рядом с любимым. Невозможно было поверить, что не прошло ещё и суток, когда они лежали рядом, любуясь друг другом и наслаждаясь ласками. «Неужели этого никогда уже не будет?» — закралась в голову предательская мысль, и долго сдерживаемые слёзы полились рекой.

— Поплачь, поплачь, — гладила её по плечу всхлипывающая Викторовна, — нам ещё долго плакать придётся, чтобы вымыть из себя этот кошмар.

Всхлипывая и подвывая, не понимая, куда её привезли, Ирина вышла из машины, неся в руке наручники.

— Вот, возьмите, — протянула она их первому же милиционеру, стоявшему у автобуса.

— Откуда они у тебя? — строго спросил он.

— Свалились, — ответила Ира и опять зашлась в плаче.

— А чего выть? Опять наденем, — радостно заверил её милиционер. — Эка проблема!

— Надевайте, — протянула ему Ира свои тонкие ручки.

— Да ладно, иди, — снисходительно ответил милиционер, — без толку на эти цыплячьи лапки браслеты надевать. Все равно спадут. Не убежишь?

— Нет, — помотала головой Ира и опять залилась слезами.

— Раньше надо было плакать, когда революцию решила устроить, а теперь придётся отвечать по закону.

— Ты чего к дитю пристал? — выступила вперёд Викторовна. — Она вообще тут ни при чем, мимо шла, и затолкали её ваши бандерлоги в Дом профсоюзов. Она здесь в гостях. И вообще, почему вы мирным людям, которых спасли от бандитов, надеваете на руки наручники, а бандерлогов, которые людей убивают на Куликовом поле, оставляете на свободе? По какому такому праву?

— Так, тётка, сдай назад, мы разберёмся, кто тут бандерлоги, кто гости, кто мирные жители. Проходите в здание ОВД.

В фойе отделения милиции было полно народа. Судя по их измученному виду, по рваной одежде и закопчённым лицам, всех их привезли сюда из Дома профсоюзов. Александровича, который так и не решился расстаться со своим мегафоном, ссылаясь на то, что он казённый, тут же отделили от остальных задержанных и куда-то увели. Ирину и остальных женщин из её группы провели на второй этаж и предложили разместиться в длинном коридоре без лавок и стульев. Народа тут было много. Люди сидели прямо на полу.

— Кому нужен туалет, он дальше по коридору. Там же вода, — бросил на ходу милиционер.

— Мы кушать хотим, — опять подала голос Анна Викторовна.

— Ресторанов тут нет, это вам не санаторий, потерпите до выяснения личности.

— Как скоро это случится? — опять спросила женщина вслед уходящему милиционеру.

— По одному вызывают, занимайте очередь, — ответил ей сидевший на полу мужчина лет сорока в грязном спортивном костюме. — Ждать долго, присаживайтесь. Пол не холодный.

— Почему нас привезли сюда, а не отпустили по домам? — спросила, ни к кому не обращаясь, Викторовна.

— Виноватых ищут. Народ побит, Дом профсоюзов сгорел, нужно на кого-то это повесить. Что тут неясного? — отозвалась женщина, сидевшая на противоположной стороне коридора, вытянув ноги в грязных разорванных на подошвах колготках, рядом с ней стояли туфли на высоком каблуке. — Я вот пошла погулять по парку в праздничный день и от нечего делать подожгла Дом профсоюзов, а чтобы было не убежать с места преступления, специально надела туфли на шпильках. Спрашивает меня следователь: «Как вы попали на Куликово поле?» Гуляла, отвечаю, праздник на дворе. «Зачем, говорит, гуляла в этом районе?» Отвечаю: «Он рядом с моим домом, шла в парк Шевченко, где должна была встретиться со своим другом». Потом пошли вопросы про друга, не он ли меня затащил в террористическую организацию «Куликово поле»? Видела ли я, кто из куликовцев поджигал здание? Я ему говорю, что вообще ничего не знала о существовании такой организации, что по телику смотрю только сериалы и никогда не занималась политикой, а он требует своего: «Кто поджёг здание?» Откуда я знаю, кто? Сидели в одном из кабинетов здания с подругой, которую я встретила возле палаток на площади. Время до свидания ещё было. Я и остановилась поболтать, а тут эти идиоты на нас побежали, мы в дом. Комнату нашли, закрылись. Потом дым пошёл, крики, чуть не задохнулись. Странно, что выжили. Кашляла, кашляла… Да разве бы я надела эти проклятущие туфли, которые так и проносила в руках, если бы пошла на баррикады сражаться. Скажите, люди добрые? — взывала она к сидевшим в коридоре.

Люди молчали, глядя перед собой, не понимая, что происходит, почему они, вырвавшись из рук разбушевавшейся толпы, не имеют возможности вернуться домой, чтобы прийти в себя.

— Кто поджёг? Да они и подожгли, эти псы с фанатами. Сама видела, как бутылки бросали в окна. И в нашу комнату забросили, — подала голос Анна Викторовна. — А милиция что, не видела, она же за их спинами стояла?

— Всё они видели, — раздался глухой голос мужчины в спортивном костюме. — И я всё видел. Всё это время лежал на карнизе лицом вниз. Я видел то, что человек не должен видеть даже в страшном сне, даже в самых навороченных блокбастерах, а тем более наяву. Настоящий ад. В нём людей унижали, истязали и убивали собственные сограждане, превратившиеся из безобидных мальчиков и девочек, симпатичных и всем довольных мужичков и дамочек в самых настоящих чертей, лишённых элементарных человеческих чувств. Их даже зверями назвать нельзя: зверь убивает,