Химена. Верность и долг - Мария Тереса Леон

средь розовых олеандров!.. Как можно умереть, когда птицы летают над зелёными деревьями и ещё не вернулись голуби, посланные им с вестью за границы Сидовых владений? Какой прекрасной показалась Бен Гехафу земля! Прекрасной, как никогда. Неужели среди всего этого горячего трепета только его сердце должно остановиться?.. Спотыкаясь, побрёл Бен Гехаф к месту казни.

Химена заткнула уши, чтоб не слышать воя человека, гибнущего в огне. Родриго молчит. Слышны шаги за дверью — это принесли богатства, которые скрывал изменник. Сид был прав — это невиданные сокровища. Сейчас они — у его ног, и все толпятся вокруг, стараясь разглядеть получше. Господи, сколько золота льётся из глиняных кувшинов! Химене слепит глаза. Разбейте кувшины, пусть богатство короля Алькадира расскажет нам свою историю!

— Господи, сколько сокровищ! Я так и знал, что старый мошенник ничего мне не отдал из украденного клада. Лжец! Как нагло клялся, что ничего не утаил для себя.

Родриго, довольный, взглянул на знатных валенсийцев, принёсших клад. Они тоже не казались слишком расстроенными. Родриго широко улыбнулся в свою пышную бороду.

— Глядите-ка, пёс ухватил недурной кусок!

Мавры, кланяясь, удалились. Им-то из всего этого богатства не досталось ничего, ибо всё разделили между собою христиане, как добычу победителей.

Когда Химена уходила на покой, Родриго, широко улыбаясь, протянул ей драгоценный пояс султанши Зобеиды, из кожи скорпиона, украшенный драгоценными камнями.

— Возьми, честная моя жена.

Дуэнья Адосинда вскрикнула и подалась вперёд, словно затем, чтоб удержать руку Сида, протягивающую Химене дивный подарок… Что увидела она? Красоту или судьбу? Золотая лента извивалась в воздухе как змея, горя разноцветными отсветами своих каменьев, и никто, глядящий на неё, не осудил бы в эту минуту Бен Гехафа, не пожелавшего потерять подобное сокровище.

— Возьми, Химена. Этот пояс твой.

— А раньше чей? — спросила Химена.

Все посмотрели на неё как на сумасшедшую, но ей в эту минуту привиделась отрубленная голова короля Алькадира, плавающая в водоёме… или в мавританском зеркале, которое теперь тоже, как говорят, принадлежит ей. Рука, протянувшаяся было за поясом, бессильно повисла… Химена хотела сказать что-то, но лишь проглотила слюну… И вдруг опрометью бросилась прочь…

А тем временем арабские поэты уже складывали стихи про все эти события, и слёзы валенсийских мавров омывали вину Бен Гехафа, убийцы короля, превращённого очистительной работой пламени в чёрную виноградную лозу.

— Диегито, сынок! Наконец-то! Какая беспредельная разлука!

Дон Диегито целует руки матери. Он приехал повидать семью. У него уже крошечная бородка и столь же крошечные усы. Лёгкая улыбка проступает на его губах. Он выглядит заправским сеньором, познавшим радости жизни. Соколята и голубки его уже не интересуют. Мать смотрит на эту бурно расцветшую нетерпеливую юность, и ей становится даже немного страшно. Ей мнится, что все дворцы Валенсии окажутся тесными для этой безудержной юности, а в окрестных переулках глаза укутанных в муслин молоденьких мавританок не раз встретят взгляд сына Сида и не одно округлое тёмное плечо почувствует прикосновение его крепкой руки. Вести, привезённые сыном, горьки: королю Альфонсо не везёт в сражениях с альморавидами. Маленькие арабские королевства одни вслед за другими прекращают междоусобные распри, примирённые между собой свирепым вождём правоверных, врагом поэтов и философов, весельчаков и влюблённых. Король Альфонсо рядом с мавританкой Заидой, дочерью короля Севильи Мотамида, преследуемого и загнанного в глухой угол географической карты посланником всемилостивейшего аллаха, любит теперь восклицать, глядя, как резвится в саду Санчо, сын двух кровей: «Это не меня разбил Юсуф, а их».

А Химена чувствует, как в ней закипает радость. Чувствует себя на вершине жизни. О многом надо ей поговорить с сыном! Помнишь?.. Помнишь?.. В покоях дворца уже нет тишины. Там — гул радости. Все так жаждут новостей, девочки так оживились…

— А ты привёз нам женихов?

— Вот глупенькие!

Клетки для птиц уже не пустуют, из них доносится звонкое пение. Те, кто волею судьбы шли до сих пор по разным дорогам, теперь снова вместе. Им совсем не нужны пышные залы дворца — пусть пустуют. Им достаточно одной маленькой комнаты, чтоб быть вместе и обмениваться воспоминаниями и новостями.

— Ты заезжал в Сан-Педро де Карденья?

— Аббат ещё жив?

— Стада увеличились?

— А там всё так же много цветов? А колючий кустарник уже зацвёл?

— А на новой башне живут голуби?

Четыре человека, в которых течёт одна кровь и у которых разные воспоминания… Девочки уселись на низкие скамейки для ног, а дон Диегито — в кресло Сида. И до чего ж красиво выглядит он в этом кресле — прямой, тонкий, статный… Химена, глядя на него, чувствует не гордость, а мир в душе. Она успокоилась, видя его пред собою и глядя в его лицо, такое чистое, не обезображенное ещё ни одним шрамом. При дворе Альфонсо он из мальчика превратился в юношу и теперь, наравне со всеми другими вассалами, должен встречать трудные годы, доставшиеся в удел его родной Кастилии. Все должны быть начеку, ибо барабаны и рожки альморавидов снова возвещают об опасности. Таково мнение и чувство короля. Но у Химены — своё мнение и своё чувство, и чувство это кипит в её душе, как бурная река. Дайте мне испытать радость! Эта минута — неповторимая в моей жизни. И в эту минуту я не хочу думать о боях и опасностях. Сын — со мною… И больше мне ничего не надо…

Но Диего, конечно, не понимает всей важности этой минуты. Ему уже не сидится, ему надо сейчас же, сразу же оглядеть как можно больше в новом королевстве, завоёванном отцом.

— Уже уходишь!

— Но я же всё равно буду близко, родная. А я ещё моря не видал.

— Поднимемся на башню, оттуда видно.

— Ну что ты, мне его потрогать надо. Помнишь, когда я был маленький, ты давала мне трогать снег?

— Мы можем пойти вместе.

— Родная, я пойду вместе с другими рыцарями, моими друзьями.

— Ты уже хочешь быть один…

О, эти друзья! Химене придётся отступить… Рука, которую она протянула сыну на прощанье, холодна и бескровна. Девочки пытаются удержать брата. Химена почти кричит:

— Пусть идёт! Право рыцарей — делать что они хотят!

Дон Диегито немного растерян. Он ведь просто собирался проехаться на своём коне по морскому берегу… Почему мать вдруг перестала понимать его? Как понимала тогда, когда, нищей и пленной, рассказывала ему легенду о крылатом коне?.. Химена резко встала с кресла и даже повернулась спиной, чтоб не видеть, как сын выходит из комнаты и… из повиновения. Девочки остались. Недовольны матерью — старые всегда вот так… Потом побежали смотреть, как брат садится на своего статного коня, блестящего, как чёрный янтарь.