Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

Впоследствии канадцы хвастались, что одним только залпом прямой наводкой они уничтожили около трехсот противников.

В отчете были указаны другие, более скромные цифры:

«Такие действия заставили врага отступить в лес, оставляя раненых и пленных. Я насчитал тридцать убитых большевиков, видел тринадцать пленных. Был захвачен госпиталь, где размещались сто пятьдесят раненых большевиков. Командир большевиков был смертельно ранен и скончался сегодня в госпитале. В числе пленных была жена одного из большевистских командиров…»

Канадцы сообщали горькую для большевиков правду. Отряд Казимира Малаховского был почти полностью уничтожен в бою за Стрелковый мост. Тяжело раненного командира красноармейцы доставили в госпиталь, который захватили еще утром. Женщина в военной форме, которую видел в лесу Смыслов, оказалась женой Малаховского. Она молча сидела около умирающего мужа. Первый же бой оказался для него роковым.

Когда в госпиталь вошли солдаты союзников, она посмотрела на них отсутствующим взглядом и тихо сказала по-французски: «кажется, он умер!»

Канадцев настолько поразила эта удручающая картина, что они, не сговариваясь, отдали честь командиру противника.

– Она спасла нам жизни, – крикнул своим кто-то из раненых канадцев, – не делайте ей плохо!

– Как вас зовут? – Спросил французский капрал женщину в шинели.

– Ольга.

– Как вы здесь оказались?

– Я сопровождала мужа, но теперь он мертв.

– Как вы вообще оказались на войне?

– Я доброволец, служила в батальоне Смерти под командованием госпожи Бочкаревой. Летом этого года встретила Казимира Малаховского и стала его женой.

Женщина вдруг горько заплакала:

– Он умер, понимаете, погиб в бою, и теперь у меня больше никого нет!

– Примите наши сочувствия, – сказал ей капрал, – но это война, здесь правит смерть.

– Ненавижу смерть, – Ольга вытерла слезы рукавом шинели, – надо быть сильнее ее. Меня расстреляют?

– Разумеется, нет, – ответил капрал.

– Но я же солдат Красной армии.

– Вы дама, а с женщинами мы не воюем. Пойдемте к командиру, он обязан вас допросить.

Тем же вечером полковнику Шарману сообщили, что Великая война закончилась победой стран Антанты.

– Жаль, что об этом не узнают мои ребята, которые много месяцев приближали эту победу в окопах Франции. Четверо из них сегодня погибли в Тулгасе, сражаясь за свободу России, – посетовал офицер.

12 ноября с самого утра большевики продолжили наступление. Канонерская лодка «Павлин Виноградов» поддерживала огнем с Двины наступающие силы красных. На помощь обороняющимся союзники выслали из Березника аэропланы. Экипаж русских летчиков капитана Николая Коссовского попал под огонь канонерки и получил прямое попадание.

Один из красных командиров, наблюдавший за боем, красочно описал трагедию самолета.

«Разорвавшийся снаряд окутал весь аппарат, который, вздрогнув, зашатался, как раненая птица. На мгновение наступила жуткая тишина. Стих беспрерывный рокот мотора. Точно по команде смолкла артиллерия. С затаенным дыханием все смотрели, как подбитый самолет накренился и перешел в штопор. У него вывалилась одна стойка, потом другая, начало отламываться левое крыло…

Самолет падал прямо в Двину. Летчикам предстояло если не разбиться, то утонуть. Благодаря сравнительно небольшой высоте и удачному амортизирующему удару правым крылом о воду, пилот отделался легким потрясением и ледяной ванной. Ударом его выкинуло из кабины в воду. Через секунду он всплыл и был захвачен в плен. Наблюдателю[15] не повезло, осколком ему разбило череп.

Красные обрадовались пленению военлета, тщательно допросили его, обещав за правдивые показания сохранить жизнь. После того, как нужные сведения были получены, Коссовского отправили в тыл в Вологду, где его судили и приговорили к расстрелу.

Вскоре об этом стало известно в белогвардейском летном отряде. Русские и британские летчики отслужили панихиду по погибшим боевым товарищам. Командир русского летного отряда капитан Казаков мрачно заметил на поминках.

– Даже немцы на той войне никогда не расстреливали пленных летчиков, но чувство благородства красным неведомо.

Молодой английский летчик-наблюдатель Френк Шрайв, только недавно прибывший в Березник и тоже потерявший самолет в бою, восхищенно глядя на знаменитого русского авиатора, сказал соседу:

– Как бы я хотел однажды слетать с этим легендарным пилотом!

– Ты-наблюдатель, прикажут – полетишь, – ответил сосед. Шрайв еще не знал, что судьба в январе 1919 года подарит ему эту возможность: выполнить боевое задание с Казаковым.

Бой за Тулгас продолжался. Фугасно-осколочный снаряд попал в стог сена рядом с Шестым блокгаузом, где уже вторые сутки отчаянно оборонялись американцы той роты, где служил рядовой Шой.

От взрыва стог сена загорелся, испуская ядовито-густой сизый дым, который плыл по ветру и закрывал панораму перед амбразурами.

Сержант под шквальным огнем выскочил из укрытия, чтобы разбросать горящее сено. В первый раз ему удалось сделать это вполне успешно, но когда стог запылал снова, сержант, попытавшийся во второй раз ликвидировать опасную дымовую завесу, был тяжело ранен.

В 11 утра блокгауз получил прямое попадание в крышу. Силой взрыва всех, кто был внутри, мгновенно бросило на пол. Три человека были убиты на месте, пятеро из девяти ранено, и все сильно контужены. Осколки пробили рядовому Шою руку и плечо.

Американцы выбрались наружу, ошеломленные, потрясенные, в крови и почти ничего не соображающие. Большевики, видя, что блокгауз уничтожен, к большой удаче оставшихся в живых перенесли огонь артиллерии на другую цель.

Вокруг блокгауза густо свистели пули, щелкая в дымящиеся бревна. В десяти футах от строения Шой увидел здоровенный неразорвавшийся снаряд, уткнувшийся носом в землю.

«Если бы этот чемодан сработал, блокгауз похоронил бы всех под своей тяжестью», – подумал американец.

Остатки его взвода стали отходить к дому священника, стоявшему недалеко от пострадавшего блокгауза. Увы, там тоже побывала смерть.

Обезглавленный крупным осколком снаряда священник лежал в окружении своей многочисленной семьи. Все они были мертвы. Выжила только маленькая девочка. Она, не понимая, что произошло, ползала рядом с трупом отца и все время повторяла: «тятя, тятя».

Второй день сражения за Тулгас подошел к концу. Большевики, не сумев взять позиции союзников, стали понемногу отходить.

Ночью тыловой блокгауз, где не ожидали нападения, был неожиданно атакован конным отрядом красных. Во главе его наступал высокий кавалерист, который время от времени без акцента по-английски выкрикивал грязные американские ругательства.

– Какой-то предатель! Дай-ка я всажу ему как следует, – сказал один из солдат и выпустил из «Льюиса» очередь в сторону, откуда слышались ругательства.

Кавалерист был ранен в ногу, и атака сразу закончилась.

– Товарищ командир, – отступив на безопасное расстояние, спросил один из красноармейцев, – откуда вы знаете язык интервентов?

– Я много лет жил в Америке и гнул спину на американских капиталистов, – морщась от боли, ответил тот, – и не хочу, чтобы капиталисты хозяйничали здесь.