Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

мясные консервы, галеты, запивая сырой водой из реки. Это наше убогое меню каждый день с момента высадки в Архангельске. Оно не меняется ни на букву! Курить было нечего, и парни перешли на подножное курево, используя сухие листья, чай и мох. Просим производителей сигарет «Camel» обратить внимание на этот опыт солдат нашей роты, – усмехнулся Шой.

– Все в прошлом, – затянувшись сигаретой, сказал Аркинс, – теперь у нас есть и курево, и теплый ночлег. Жизнь налаживается, парни!

– Тебе хорошо говорить, ты же не штурмовал Сельцо второй раз, а мне пришлось, – недовольно заметил Шой, – 12 октября мы снова заняли это гиблое место, но уже 13 отступили.

– Что-то не срослось?

– Сначала на большевистских позициях было замечено активное перемещение войск вдоль боевых линий. Чтоб они сдохли, проклятые боло! Они не скупились стрелять осветительными снарядами ночью, чтобы контролировать местность, как днем, видимо, получили серьезное подкрепление и фактически окружили нас. Когда рядом со мной разорвался снаряд, я был оглушен, хотя и не ранен. В горячке боя боль от контузии не так ощутима. Я еще умудрился сходить в разведку и, только вернувшись с задания, четко осознал, в какой бездонной заднице мы находимся, зацепившись за это погорелое Сельцо…

Шой отхлебнул из кружки и вдруг философски заметил:

– Я совершенно некстати задумываюсь: почему в этой экспедиции силы столь неравны, одному нашему солдату приходится противостоять десяти врагам? И нам совершенно некем заменить убитых, раненых и выбывших из строя, мы воюем, словно на выбывание! У нас нет резервов, нет пополнения людьми, ведь никто не придет нам на помощь из Америки. Мы без конца мусолим один и тот же человеческий ресурс, надеясь накостылять сильному, опасному и способному противнику, который изобретает свои методы войны и охотно перенимает все лучшее у нас…

– Мы выполняем приказ, – ответил Аркинс, – за нас пусть думает командующий.

– Если ты имеешь в виду новоиспеченного полковника Стюарта, командира американских сводных подразделений, так он еще ни разу не был здесь на позициях и судит обо всем из своего штаба в Архангельске. Английские офицеры в этом отношении гораздо проворнее наших. Не зря они осуществляют общее командование войсками.

– Это озарение добавляет немного злой силы, когда налегаешь на лопату, углубляя траншею, – грустно пошутил Шой.

Парни, убив время, уже собрались расходится, как вдруг увидели, что по дороге в направлении Березника скачут увешанные оружием казаки в папахах и коротких овечьих полушубках.

Лава пронеслась мимо американцев и исчезла с глаз.

– Говорят, что казаки – это отдельная от русских нация, – заметил Аркинс.

– Разумеется, у них и язык другой, и по внешнему виду больше похожи на турок, – ответил Шой.

– Наверное, это лучшие силы наших русских союзников, – заметил связист Мартелл, – с обычными солдатами ни в какое сравнение не идут. Недаром казаков так боялись немцы. Да их и с большевиками не спутаешь.

– Еще как спутаешь, – ответил Аркинс, – под Сельцом видел точно таких же, но с красной стороны. Казаки тоже по разные стороны: одни воюют за нас, другие – за них.

– Думаете, куда поскакали? Не отступать ли?

– Вряд ли, у них ежедневные рейды в сторону противника, разведка, бывает, и с боем. Наверное, скачут к командованию, может что-то важное узнали?

– Эх, парни, когда закончится война в Европе, мы сразу же уедем отсюда. Надеюсь, это случится не позднее весны, – задумчиво сказал связист Мартелл.

– Бог с тобой, я слышал, что перемирие будет подписано буквально на днях.

– Что, есть надежда встретить Рождество дома?

– Ну это вряд ли, а вот на Пасху надо быть дома обязательно.

Парни разошлись по квартирам в полной уверенности, что очень скоро они поедут назад в Америку. Германия побеждена, большевики как ее союзники без немцев войны вести не смогут, а значит победа тоже близка.

2 ноября в деревню Усть-Вага въехала необычная процессия. В санях сидела женщина в полковничьем мундире и фуражке, вокруг нее гарцевали казаки, те самые, которых видели в Тулгасе американские солдаты. Навстречу им со стороны Шенкурска показался еще один казачий отряд. Во главе его в бурке и папахе скакал ротмистр Берс. Несмотря на запрещение, он по-прежнему носил полковничьи погоны. Берс с напором доказывал, что это совершенно законно. Звание присвоено ему было якобы Главнокомандующим союзными войсками генералом Пулем, однако приказа об этом никто не видел. С некоторых пор командир кавалерийского отряда велел именовать себя Берсом-Эристовым, с княжеским титулом, на основании того, что его мать была грузинской княгиней Эристовой. После того, как Берса с подчиненными в принудительном порядке отправили на фронт, казаки успели повоевать и на Двине, и под Емецком. Но основные силы отряда отправились к Шенкурску и заняли оборону на передних рубежах в районе деревни Усть-Паденьга.

Берс, как и положено командиру, обосновался в городе. Там было гораздо веселее, чем на передовой. Время от времени он вместе с отрядом горцев, именно их иностранцы постоянно путали с казаками, совершал рейды вдоль фронта. От схваток с противником отряд Берса уклонялся, но вид имел боевой. Этим и наводил страх на мирное население в приграничной зоне.

Казаков крестьяне на Севере не любили с начала XVII века, когда вольница с Волги и Дона пришла сюда грабить православный народ, заключив союз с поляками, первыми врагами Московского государства.

Служилые казаки из царского войска, изредка попадавшие на Север, были иного, чем эти, обличия: никаких черкесок с газырями, обычный солдатский мундир, только штаны с лампасами и фуражка с торчащим чубом. Поэтому к отряду Берса местные относились настороженно.

Приблизившись саням, ротмистр соскочил на землю, строевым шагом подошел к женщине в мундире, отдал честь, а потом, протянув руки, сжал ее в объятиях.

– Ну здравствуй, мать родная! Рады приветствовать тебя на земле Российской, свободной от царства антихриста.

– Здравствуйте, Андрей Александрович, поздравляю Вас с полковником, – зычно ответила женщина в мундире.

Она была некрасива собой: крупная фигура, широкое крестьянское лицо, на котором остались следы то ли от оспы, то ли от боевых ранений. Звали женщину Мария Бочкарева. Основанный ею женский батальон смерти одно время был желанной темой для военной хроники в прессе.

Бочкарева прибыла в Архангельск из Соединенных Штатов и Англии, где удостоилась аудиенции у президента Вильсона и короля Георга Пятого. С такой известностью она рассчитывала в Архангельске на самый тёплый прием. Мария Леонтьевна желала сражаться против большевиков и надеялась, что ей найдут подходящую должность.

С Берсом они познакомились еще на немецком фронте. Андрей Александрович представился ей тогда как племянник графа Льва Толстого, что было сущей правдой. Для крестьянки родом из вожегодских