Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

генерал Айронсайд гораздо меньше вмешивался в гражданские дела области, чем его предшественник генерал Пуль. Обновленный после переворота капитана второго ранга Чаплина состав правительства был более правым по политическим взглядам, чем предыдущий, и гораздо меньше раздражал патриотические круги архангельского общества.

Между тем, в составе дипломатического корпуса, к пребыванию которого жители области так привыкли и в котором видели гарантию сохранения демократических свобод, назревали серьезные изменения.

– Господин губернатор, почта, – в спальню американского посла Френсиса вошел личный секретарь Джонсон.

– Сейчас, Эрл, я буду готов через пять минут, позови Филипа, пусть поможет.

За последний месяц Френсис сдал еще больше. От тучного представительного мужчины, каким он был в бытность свою в Петрограде, почти ничего не осталось. Пальто посла, которое в 1916 году едва застегивалось на животе, висело на Френсисе как на вешалке, щеки его опали, заострились скулы и нос. Как-то вдруг сразу стало понятно, что посол уже очень пожилой человек. А тут еще эта поганая мужская болезнь – простатит!

Дважды в день доктора опорожняли послу мочевой пузырь, доставляя пациенту неимоверные страдания. Еще худшими муками было ожидание доктора. Организм отторгал, но не мог отторгнуть жидкость, и это причиняло Френсису страшные боли.

Другой бы на его месте немедленно подал в отставку и занялся лечением, но американец продолжал оставаться на посту. Он не мог покинуть Архангельск в эти судьбоносные дни.

Именно его авторитету было обязано возвращением с Соловков правительство Чайковского. Он поддерживал старого социалиста и обеспечил легитимность его власти. Не будь Френсиса, Чайковского давно бы совместно уничтожили политические противники и различные, в основном военные представители стран Антанты.

Френсис в глубине души уважал капитана Чаплина за его дерзость и политическую решимость, но как демократ не мог принять его монархических устремлений и в борьбе с ним всемерно оказывал поддержку Чайковскому.

Кавторанг Чаплин для американца был противник открытый и понятный. Гораздо хуже те, кто улыбались и вроде бы сочувствовали, а на деле вредили и ставили демократическому правительству палки в колеса. Например, посол Франции господин Нуланс! С одной стороны, он действительно помогал правительству, ссудил крупную сумму на неотложные нужды, с другой, наоборот, всячески тормозил дело. Третий секретарь посольства, молодой человек с графским титулом открыто презирал архангельскую власть, публично называл её бандой, а председателя – лживой, изворотливой старой лисой и сочувствовал Чаплину. Нуланс, разумеется, знал мнение секретаря посольства, он у него ближайший помощник, но молчит, а значит, одобряет!

Линдлей – тоже человек загадка, противоречив, как и все англичане. Благодаря ему отозвали генерала Пуля, главную поддержку Чаплина, и, следовательно, укрепили законную власть, но против этой же власти он постоянно интригует.

Англичане по натуре своей – колонизаторы, они смотрят на русских, особенно на местных крестьян, как на дикие племена в очередной стране, завоеванной для Британской короны.

Впрочем, Линдлей, судя по всему, не такой. Он видит в русских человеческую душу, понимает, что они еще недавно были полноправными членами Антанты, но, к несчастью, попали в страшную ловушку социальной революции. Однако всё, что делалось не с его одобрения, вызывало у англичанина приступы ярости. Раньше в Петрограде он был спокоен и выдержан, теперь, почувствовав власть британских пушек, стал разговаривать совсем по-другому и, кстати, тоже не любил Чайковского.

В этих условиях у Николая Васильевича оставался только один заступник – американский посол Френсис. Их часто видели вместе, двух почтенных старцев: одного с окладистой седой бородой в котелке и теплом пальто с меховым воротником, другого в драповом пальто уже не по сезону и простой фетровой шляпе. Чайковский всегда мог напрямую объяснить американскому послу свою позицию, а посол мог объяснить свою, без риска быть перевранным переводчиком.

Прибежал слуга Филип, помог послу одеться, проводил в столовую.

– Нет, я ничего пить не буду, – замахал руками Френсис, – съем только пару галет!

– Вы сохнете на глазах, – с укоризной произнес Филип, – что я скажу миссис Френсис?

– Идем в кабинет. Мне надо работать.

В кабинете Джонсон уже разложил письма. Как всегда было много корреспонденции из Вашингтона, Парижа и Лондона. Были телеграммы от американцев, некогда служивших в России в консульствах и конторах. Френсис поддерживал с некоторым из них связь.

– Господин посол, новости из Советской России!

– Это важно, что там?

– Арестованного в Москве британского представителя Локкарта обменяли на большевика Литвинова, и конфликт на этом можно считать исчерпанным. Локкарт уже на пути в Англию.

– Мальчишка! Он просто не понял, с каким соперником скрестил шпаги. Впрочем, я его предупреждал еще в Вологде, все эти знакомства и связи в большевистских кругах до добра не доведут. Кстати, а эта, его любовница, которую он имел наглость привезти в Вологду и притащить к нам на прием, что с ней?

– Она тоже была арестована, но потом отпущена.

– Без суда?

– Скорее всего.

– Вот, – назидательно заметил Френсис, – я же говорил, тут дело нечисто. Где-то у меня хранится её визитная карточка, которую Локкарт порвал при нашей встрече в Вологде. Потрудитесь упаковать её с бумагами и отправить домой, когда я вернусь и сяду писать мемуары, этот жалкий клочок бумаги напомнит мне многое.

– Но отправлять домой документы посольства нельзя, это против инструкций! – С волнением сказал Джонсон.

– А мы нарушим эти инструкции! Я дневников не веду и вряд ли сумею вспомнить потом все детали нашего здесь пребывания, а вот копии документов как раз и помогут в этом деле.

– Вы отважный человек, господин посол, – наклонил голову секретарь Джонсон, – я сделаю всё, как Вы скажете, хотя понимаю, что делать это не должен.

– Мы здесь часто делаем то, что не должны делать карьерные дипломаты, но такова жизнь!

– Господин посол, вот очень важное письмо из Стокгольма, Вы даже не догадаетесь от кого!

– Неужели полковник Роббинс возвращается в Россию?

– Ну что Вы, это письмо от нашего Нормана Армора, напомню, он вызвался остаться в Вологде и охранять до нашего возвращения посольский особняк. С ним, слава богу, все в порядке.

– Немедленно читай!

– «Дорогой губернатор! Спешу сообщить вам, что я жив и здоров и наконец-то покинул этот большевистский рай. После нашего расставания у меня не было возможности писать Вам и, наверное, самые нелепые слухи могли дойти до Вас в Архангельске. После отъезда посольств большевики сначала нас уплотнили в одном здании, а потом приказали покинуть город и отправили под конвоем в сторону Москвы. Я вынужден был в спешке сжечь все шифры и бумаги. Печи в посольстве дымили всю ночь. Я оставил большевикам сюрприз: запер в сейфе дюжину кирпичей, а ключ выкинул. Представляю себе их