Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

Я не буду утомлять Вас описанием моих скитаний в эти месяцы, скажу лишь, что благодаря нашему консульству в Москве большевики не посмели меня тронуть. Там я получил сведения, что старый доктор, который лечил вас в Вологде, арестован и, скорее всего, будет расстрелян. Если Вы помните ту девочку, которая пела на вечерах в посольстве и давала вам уроки французского, то спешу огорчить: я предлагал ей поехать со мной в Москву, но она отказалась, сославшись на плохое здоровье своего отца-генерала. Очень жаль. Возможно, её тоже могли арестовать, хотя судить большевикам юную леди не за что. В партии иностранцев, вместе со мной покинувших Россию, были и наши британские друзья консул Бо и мистер Гиллеспи. Последний имел американский паспорт на имя сотрудника страховой компании «Нью Йорк» господина Райли. Так или иначе, все они в безопасности.

Сообщаю вам, что в Стокгольме я стал почти семейным человеком, неожиданно для себя и всех знакомых. Моя невеста – княжна Кудашева, дама благородных кровей и очень высокой культуры. Мы уже оформили официальную помолвку. Вы спросите, на кого она похожа? Отвечу: она похожа на ту девушку Лизу из Вологды, только, увы, не имеет такого музыкального дара!»

– Какое приятное письмо, Эрл, я уже думал о самом худшем. У Нормана впереди блестящая карьера, полагаю, что скоро он займет пост посла в какой-нибудь европейской стране. Я рад, что у него все закончилось благополучно, надеюсь, что и наши друзья в Вологде избегут большевистского гнева. Я с теплотой вспоминаю доктора и особенно девушку Лизу, дай бог ей счастья!

– Есть ещё письмо, господин посол, не знаю, стоит ли оно вашего внимания?

– Почему нет?

– Это письмо из архангельской тюрьмы.

– От кого?

– От комиссара Лапина, который пытался угнать судно из Кандалакши и чуть не убил французского посла.

– Разве его не расстреляли в августе?

– Нет, у него же была охранная грамота за Вашей подписью.

– Ах, вот оно что, я уже запамятовал! И что хочет этот мерзавец?

– Просит Вашего содействия выпустить его из тюрьмы.

– На каком основании, он же военный преступник? Его место в тюрьме. Мы гарантировали ему жизнь, но не более того.

– Значит, ответа не будет?

– Сохрани это письмо в архиве и упакуй его вместе с другими бумагами, потом, во время работы над книгой, оно так же освежит мне память.

– Господин губернатор, – в двери постучал Филип, – пришел доктор, все готово для процедуры.

– О Боже, дай мне силы пережить это, – умоляюще поднял к небу руки Френсис.

Доктор был непреклонен: нужна операция, и чем быстрее, тем лучше.

– Я не могу оставить работу в такой момент! – Оправдывался перед ним Френсис.

– Вы рискуете уже не здоровьем, а жизнью. У вас семья, дети, внуки. Подумайте о них, они хотят Вашего возвращения.

– Я подумаю и обещаю, как только закончится война, я вернусь на родину.

Джонсон, которому изрядно надоел Архангельск с его ужасным климатом, первый услышал, что посол готов уехать. Оставалось ждать новостей с фронта. Впрочем, вскоре они не замедлили появиться и, узнав о грядущем перемирии, Френсис произнес заветную фразу:

– Эрл, война подходит к концу, мы сделали все, что могли. Теперь я могу подумать о своем здоровье!

8 ноября американский крейсер «Олимпия» специальным рейсом отправился из Архангельска. На борту судна был важный пассажир – посол Соединенных штатов Дэвид Френсис. Военные действия уже не велись, но формально мира еще не было, и корабль, опасаясь немецких подводных лодок, вынужден был продвигаться по океану в обход Скандинавии без огней и с максимальной осторожностью. Всю дорогу штормило, и Френсис, измученный болезнью и болтанкой, не выходил из каюты. У берегов Шотландии корабельный радист получил долгожданную телеграмму: перемирие заключено, Великая война окончилась победой стран Согласия. Френсис до конца выполнил свой долг, в том числе и перед теми русскими, кто оставался лоялен Антанте, и не его вина была в том, что помощь оказалась во многом неэффективной.

В начале ноября в госпиталь для выздоравливающих, где работала сестрой милосердия Августа Степанова, стали поступать радостные вести: немцы выбиты с территории Франции и частично Бельгии, перемирие заключили турки и австрийцы. В самой Германии начались волнения на флоте и на заводах. Конец войне был близок.

11 ноября Августа пришла на работу и увидела во дворе госпиталя французский оркестр. Он играл «Марсельезу».

– Очередная победа союзников? – Спросила она у санитара.

– Конец войне, подписано перемирие с Германией, мы победили! – Радостно сообщил ей солдат.

– Ура, – пронеслось в голове девушки, – конец войне. Но это там, в Европе. А здесь?

Здесь войне не было ни конца ни краю. Газеты писали о победах союзников на двинском и железнодорожном фронтах, патриотическом подъеме населения края и записи в добровольцы. По всему было заметно, что военная кампания только набирает силы.

На фронт одна за другой направлялись американские роты, англичане, командовавшие в войсках, строили планы на зиму и весну. Они не собирались покидать эти холодные земли. У командования была надежды, что по весне большевикам будет нанесен решающий удар, и война закончится парадом союзников в Москве.

Третий секретарь французского посольства граф Луи де Робиен, продолжал регулярно посещать госпиталь для выздоравливающих, официально – для поднятия духа больных и раненых, на самом деле, чтобы увидеть русскую медсестру Густю Степанову.

В ближайшее после объявления перемирия посещение госпиталя, он был вынужден отвечать на злободневные вопросы соотечественников.

– Теперь, когда Великая война закончена, что мы делаем здесь, на краю земли?

– Господа, – немного подумав, ответил третий секретарь, – я прекрасно понимаю ваше состояние. Поверьте, поскольку я лучше вас всех знаю о положении дел в Северной области, то должен сказать Вам со всей определенностью: никакое демократическое правительство русским не нужно. Они мечтают о твердой власти, о диктатуре, которой будут покорно подчиняться, поскольку привыкли это делать за сотни лет царской власти. Это с одной стороны!

С другой, мы должны выполнить наши союзнические обязательства по отношению к русским, тем из них, кто искренне принял союзную помощь и несет свой крест в этой нелегкой борьбе.

В самое ближайшее время мы скорректируем наши позиции в этой войне и наши приоритеты. Думаю, недалек тот день, когда русская армия и её генералы возьмут в свои руки знамя борьбы против большевиков, оставив гражданским либералам возможность дискутировать о путях России, но не допуская их к принятию решения о направлении этих путей. Мы не должны проливать кровь и погибать за русских на этой войне. Мы должны помочь новой русской армии продовольствием, обмундированием