Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

Избитые пленники имели жалкий вид. Они окружили рассказчика, сели на палубу.

«Утром братья собирались плыть на соседний остров охотиться на огромную рыбу, пожиравшую в лагуне маленьких детей и глупых женщин. Младший из них хотел узнать у покойного отца, удачная ли будет охота на нее? Когда все спали, он поднялся с циновки, взял череп отца и натер душистыми листьями, чтобы во сне тот послал ему предсказание…»

Глазенки мальчишки загорелись любопытством и страхом, потому что общаться с духами опасно. Он прижался к ноге лоцмана и от напряжения открыл рот.

– Если засунуть в рот перышко, – прервал сказку туземец, – превратишься в птичку и улетишь вон на тот остров, – указал на землю за бортом. – В давние времена животные, птицы и люди были близкими родственниками, принимали облик друг друга. Потом они поссорились, утратили способность перевоплощаться. Ты хочешь стать маленькой птичкой?

– Да, – выдохнул ребенок.

– Мы все бы улетели отсюда, – глухо и зло добавил взрослый.

«Во сне отец посоветовал сыну взять с собой крысу, так как раньше не было собак, и крысы сопровождали охотников. Утром братья напекли лепешек, отправились на соседний остров, а у младшего в пустой сушеной тыкве сидела крыса».

– Эй вы, свиньи, прочь с дороги! – Карвальо пинком расчистил проход. – Расселись, бездельники, словно жабы на кочке.

Рабы пропустили кормчего, плотнее сбились в кучу вокруг рассказчика.

«Налетевшая волна перевернула лодку братьев, крыса начала тонуть. Тут всплыл со дна моря осьминог и посадил ее к себе на голову. Они долго плыли к берегу, осьминог выбился из сил. Крыса смеялась над ним, желала сделать ему пакость, нагадила на голову. С тех пор у осьминога сохранились на голове бугорки».

Туземцы весело засмеялись, довольные проделками крысы, не понимая, что за добро нельзя платить злом. Они жили в ином мире, где едят детей, если племя терпит голод, а удачное воровство равнозначно подвигу.

«В это время на берегу старый вождь поджидал братьев. Он почувствовал, что случилась беда, оттого что задрожал его большой палец. Старик взял в руки палицу, начал ходить у воды. Когда вождь берет в руки каменную палицу, он должен быть выслушан».

Пленники согласно загудели, закивали головами. Они слушали так, будто приключения происходили с их родственниками или соседями. Мальчик острее всех переживал истории. Он вскакивал на ноги, громко вскрикивал, размахивал ручками; на круглом личике, украшенном знаками высокого рождения, отражались удачи и промахи братьев.

«Люди забыли о погибшем воине, потому что наша жизнь коротка, чтобы тратить ее на огорчения. Смерть, завершающая жизнь, похожа на сон, нисходящий на всех, кто устал и хочет отдохнуть»,

– закончил обнаженный туземец, прижимая к себе мальчика, готового расплакаться от жалости и обиды.

День клонился к концу. Ветер отгонял корабли от желанной земли, не давал пробиться на юг. Злая колдунья Махуика сорвала с пальца ноготь, и он загорелся ярким пламенем заката. Небо на востоке сгустилось, налилось синевой. Когда стало совсем темно, всплыли облака Магеллана – туманные созвездия на черном небосводе. Это два брата – Тока и Леле ушли от отца на небо, потому что были ему в тягость, он хотел убить их.

Потеряв надежду войти в гавань или обогнуть остров, корабли приблизились к земле, бросили якоря. Порывистый ветер гнал встречную волну, трепал вымпела и флаги, хлопавшие крыльями сказочных птиц. Антоний читал Псалтирь:

«Видели Тебя, Боже, воды;

видели и убоялись, затрепетали бездны.

Облака изливали ливни,

тучи издавали громы в круге небесном,

Стрелы Твои летали; молнии освещали вселенную,

земля содрогалась и тряслась.

Твой путь – в море, стезя – в океанах великих,

следы Твои – неведомы»

(Пс. 76, 17–20).

Заканчивается вечерняя служба, крестятся моряки. Шевелятся на ветру бумажные цветы в венке Девы Марии. Тухнут от шквалов свечи.

«Хвалите Господа все народы, прославляйте все племена!

Велика милость Его к нам, истина Господня вовек. Аллилуйя»,

– радостно восклицает францисканец.

– Держите рабов! – раздался с марса голос юнги. Педро высунулся из «вороньего гнезда», указал в сторону темнеющего острова. – Дикари сбежали!

Команда прервала службу, бросилась к борту, увидела в нескольких саженях уплывавших пленников. Двое мужчин с мальчиком, ухватившимся за плечи отца, отчаянно гребли к земле. В них узнали избитого лоцмана из Сарангани и брата властителя Минданао.

– Чего вы ждете? Стреляйте! – велел Карвальо.

Оружия под рукою не нашлось.

– Хорошо плывут, черти! – похвалил кто-то беглецов. – Еще минута, другая – и нам не достать их.

– Позвольте взять лодку? – Леон подскочил к Эспиносе. – Я с ребятами догоню туземцев.

– Вас унесет ветром, как только отвяжитесь от «Тринидада», – запретил Альбо.

– Стреляйте же, наконец! – кричал Жуан у борта, раздавал тумаки матросам. – Ганс, где твои фальконеты?

– Пока сбегаем за порохом, туземцев станет невидно, – пробасил канонир, с интересом наблюдавший за пловцами, борющимися с высокими волнами.

Все же солдаты успели принести арбалеты с аркебузами. Раздались выстрелы, засвистели стрелы. Началась азартная стрельба по живым мишеням.

– А, черт! – впустую потратив заряд, выругался Карвальо и отдал солдату ружье. – Далеко уплыли.

Опасность прибавила силы туземцам, они быстро удалялись к острову. Пленные заметили бегство товарищей, радостно закричали. Они подбадривали их, разжигали в себе мужество последовать смелому примеру.

– Загоните «обезьян» в трюм! – опасаясь бунта рабов, приказал Эспиноса.

Моряки избили пленных, выместили на них злобу за неудачную попытку воспрепятствовать побегу сородичей, погнали к люку. Туземцы защищались голыми руками, прикрывали головы, мужественно сопротивлялись. Матросы сталкивали лоцманов вниз.

Стрелы свистели вслед беглецам, с плеском врезались в мутные волны. Раскатисто бухали аркебузы и мушкеты. Пловцы поняли, что главное для них – уйти дальше от каравеллы, пустились за гребнями вдоль земли, быстро уходили за корму флагмана.

– Прекратите! – запоздало призвал Антоний. – Господь определит участь язычников.

Его не слушали. Испанцы торопливо палили в волны по белевшим телам. Скоро выстрелы прекратились. Рабов заперли в трюме.

С юта корабля было видно, как обессиливший от напряжения ребенок не удержался на спине отца, начал тонуть. Отец пытался помочь ему, отстал от лоцмана, уплывшего десятка на два саженей вперед. Опасаясь быть унесенным ветром и волнами за остров, туземец бросил сына, пустился налегке догонять товарища. Мальчик барахтался в воде, пока отец с лоцманом выбирались к земле. Затем маленькая головка реже стала появляться на поверхности, исчезла с глаз притихших моряков. Мальчик