Фернандо Магеллан. Том 2 - Игорь Валерьевич Ноздрин

– А!  – вскрикнул адмирал.

– И тут болит,  – удовлетворенно заключил лекарь.

– Пойдем, Дуарте,  – Мескита потянул Барбосу за рукав,  – ему сейчас не до нас.

– Погреем, сделаем примочки, к вечеру поднимитесь на ноги,  – приободрил Моралес.

– Готовь отряд!  – приказал Магеллан, жалобно глядя на родственников.

* * *

Через два дня группа в сопровождении Санчо Наварре вышла из лагеря на юг. «Дорога туда,  – записал в дневнике Пигафетта,  – была далекая, 24 лиги или 100 миль, весьма неровная, заросшая колючим кустарником. Наши моряки провели четыре дня в дороге, отдыхали по ночам в кустах. Воды не было, они утоляли жажду льдом, что усугубляло трудности». Приходится восхищаться тем, как быстро отряд помог Серрану, где на плечах, где волоком притащил нужное для зимовки снаряжение.

Глава XIV

Любовное приключение

Через две недели великаны вновь показались на берегу. Четверо мужчин с достоинством приблизились к испанцам. Судя по тому что они были безоружны, индейцы знали, зачем шли в лагерь. Совершив обычное приветствие, поплясав и повертев голыми задами, посыпав головы песком, стали спокойно ждать даров. Их пригласили к блокгаузу на островок, где жил Хуан, откуда не умеющие плавать дикари не могли убежать. Они отказались. Туземцев привели ко второму складу рядом со стапелем.

Гостей встретили адмирал, кормчий Жуан Карвальо, внушительный отряд охраны. Увидев знатных господ, туземцы снова потоптались на месте, припевая и вознося руки к небу. Затем замерли в ожидании ответного приветствия. Вместо этого их окружили люди в железных доспехах. Смельчаки приуныли. Им вынесли желанные чудодейственные погремушки, коим европейцы не знали настоящей цены, так как магической трескотней аборигены изгоняли злых духов и привлекали женщин. Настроение великанов улучшилось. Моряки добавили к погремушкам колокольчики со стеклянными бусами, поистине сказочные дары, ради которых стоило рисковать жизнью и дружбой соседнего племени, запретившего общаться с незнакомцами. А когда в руке Магеллана заблестели дешевые немецкие ножи и в воздухе защелкали ножницы, радости не было предела. Какой щедрый повелитель маленьких бородатых человечков!

– Кончай комедию, Карвальо,  – мило улыбаясь новым друзьям, говорил адмирал,  – прикажи солдатам связать дураков!

– Рано, ваша милость,  – отвечал кормчий, любезничая и знаками выражая индейцам признательность,  – надо занять их руки безделушками, надеть ножные кандалы.

– Разве они позволят?

– С радостью, сеньор капитан-генерал. Предложите им цепи в качестве подарков, и они разрешат сковать свои ноги!

– Гальего,  – позвал адмирал,  – принеси пару кандалов для самых рослых великанов.

– Может, всех захватим?  – предложил штурман.

– Старики не нужны. Пусть бегут, если не вздумают заступиться за товарищей.

– А вдруг?

– Тогда поймаем, заставим показать женщин.

Ножные кандалы очень понравились туземцам, особенно пожилым, которым их не предлагали. У молодых руки не вмещали новые подарки, они попросили товарищей забрать упоительно звенящие цепи. Те с готовностью предложили помощь, но испанцы отказались отдать ценные вещи другим индейцам и объяснили, будто могут надеть украшения на ноги молодым. Великаны согласились, развлечение закончилось. Нагло насмехаясь над доверчивыми туземцами, солдаты непочтительно оттолкнули стариков, скрутили ноги молодым. Гости заподозрили подвох, заволновались. Адмирал поднял руки, успокоил молодых. Придерживая подарки, скованные крест-накрест индейцы, так, что каждый мешал двигаться соседу, недвижно возвышались посреди толпы. Солдаты хохотали, делали руками неприличные знаки, понятные без толмача.

Один великан обиделся, шагнул в сторону, запутался в кандалах, повалился навзничь. Подарки рассыпались по песку. Второй прижал драгоценности к груди, поправил сползавшие шкуры, заорал на солдат. Издевательства длились довольно долго, испанцы боялись скованных великанов, дико кричавших, призывавших на помощь Сетебоса. Божество не свалилось на головы белых, не покарало вероломного вождя чужеземцев, но соплеменники бросились выручать молодых. Они растеряли подарки, попытались стянуть цепи, но лишь причинили товарищам боль. Адмирал дал знак, возникла свалка.

Гостей били палками, валили наземь, вязали руки. Те отчаянно сопротивлялись, выли, рычали, крушили испанцев попадавшимися под руки вещами. Если бы не совет Карвальо, индейцы покалечили бы моряков, прорвались на равнину. Оглушенные дубинами, они лежали на земле со скрученными руками, стонали от злости и обиды.

Молодые рабы предназначались в подарок императору в качестве образца народа открытых земель. Это предусматривало соглашение, подписанное Магелланом с королевскими чиновниками. Адмирал велел перевезти туземцев на островок, содержать в хороших условиях. Стариков приказал пытать, пока те не выдадут место пребывания женщин. История не запятнала имя Магеллана изуверствами: индейцы добровольно согласились провести испанцев к своим очагам. Адмирал велел Карвальо захватить женщин. Отряд из девяти человек, в полудоспехах, вооруженный мушкетами и самострелами, со связанными туземцами вышел на равнину.

Молодых индейцев сковали порознь, чтобы могли ходить, придерживая цепи руками. Усадили в лодку, прикрыли шкурами, переправили в блокгауз, где им предстояло жить до выхода флотилии в океан. Второй раз склад превратился в тюрьму. Но если к Хуану относились, как к гостю и через него надеялись завязать дружественные отношения с соседями, то с новыми пленниками поступали иначе. Их били, превращали в покорных, заставляли работать.

* * *

Высокое солнце прогревало оттаявшую землю, пахло весной. К привычной свежести океана примешивался терпкий запах прошлогодней травы, горьковатый аромат разгибавшего тонкие ветви кустарника. Задиристо свистели мелкие драчливые птички, устраивавшие гнезда посреди полей из желтых сухих травинок. Из зимних норок вылезли на свет мохнатые шмели, гудели, чистили лапками бархатные шубки. Стояла оттепель. В низинах между медными холмами оседали сероватые шапки снегов, поблескивали рыхлыми бочками. Побуревшая земля набухла влагой. Появились лужицы с холодной грязной водой. Зима не отступала: сковывала по вечерам поверхность заморозками, распугивала насекомых, загоняла в щели.

Впереди колонны в натянутом на уши морионе шел сгорбившийся под тяжестью мушкета, стражник Мартин де Юдисбус, зорко оглядывал кусты, будто за ними прятались полчища великанов. Пот бежал из-под шлема, нависал на кудлатых бровях. Потертые годами и золою доспехи тянули вниз, затрудняли дыхание. Короткий широкий меч – «воловий язык», болтался с левого бока, бился о ляжку, стучал рукояткой о конец нагрудника. С правого бока висела холщовая сумка с порохом, пыжами, свинцом. Серая широкая лямка перепоясала тело орденской лентой.

Надев на плечи стальной самострел с коловоротом, Эрнандес тащил за стражником подставку под мушкет, напоминавшую ухват для горшков с узкой рогулькой. Запорное устройство тетивы лязгало о броню, грозило продавить вмятину. Парень устал. Кожаный колчан со стрелами мешал движению, длинный меч путался в ногах, терся о высокие голенища сапог. Хотелось пить. Матрос часто останавливался, набирал пригоршню талого снега, жевал, размазывая по усам