Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

Сигареты оказались крепкими, У Ляньдэ зашелся в кашле. Странное дело, стоило ему прокашляться, как он почувствовал внутри себя какую-то легкость, а терпкий запах табака во рту постепенно раскрывал свой аромат – сладковатый и пахучий. Перед взором У Ляньдэ мелькнул тот чумной, что хотел подарить ему фасоль. Судя по лечению доктора Хавкина, этому бедолаге не суждено выйти живым из больницы и поесть тех бобов, о которых он тосковал. У Ляньдэ невольно вздохнул. Он подумал, что стоило, приехав в Харбин, приступить к борьбе с эпидемией, как ему всюду ставят палки в колеса, единственный присланный на помощь специалист доктор Месни и тот был с ним не в ладах. У Ляньдэ ума не мог приложить, как ему завоевать всеобщее доверие, он упал духом, а еще затосковал по оставшимся в Тяньцзине жене и детям, и у него зародилась мысль сложить обязанности. Выкурив три «беленькие», У Ляньдэ наконец пришел к решению телеграфировать Ши Чжаоцзи прошение об освобождении от обязанностей главного врача по борьбе с эпидемией чумы в трех северо-восточных провинциях.

Ши Чжаоцзи после получения телеграммы от У Ляньдэ всю ночь не мог уснуть. Он и подумать не мог, что Месни, прибыв в Харбин и опираясь на былые заслуги, займется не чумой, а борьбой за место У Ляньдэ. Сановник понял, что хотя У Ляньдэ и имеет британский паспорт, но для Месни он все равно китаец. По-видимому, нетерпимость Месни к китайскому врачу кроме разных взглядов на эпидемию коренилась еще и в том, что в глубине души у Месни жило врожденное чувство превосходства и надменности, свойственное европейцам.

Наутро следующего дня, стоило Ши Чжаоцзи прибыть в Министерство иностранных дел, как поступила нота из французского посольства с требованием назначить Месни на должность главного врача по борьбе с эпидемией чумы вместо У Ляньдэ. Ши Чжаоцзи, не зная, как поступить, сидел в деревянном кресле, погрузившись в думы. Перед его взором предстали образы У Ляньдэ и Месни. Если их лица это два солнца, то Ши Чжаоцзи в этот момент был мифическим стрелком Хоу И с луком и стрелами в руке – он мог оставить в небе только одно солнце. С самой первой встречи с У Ляньдэ на Пенанге сановник испытывал к этому молодому таланту безграничную симпатию и доверие. И хотя У Ляньдэ был желтолицым, а Месни белокожим, для Ши Чжаоцзи лицо У Ляньдэ становилось все более светлым, а лицо француза – все более темным, и он был готов натянуть тетиву и выстрелить в Месни. Однако для пущей уверенности он все же решил нанести визит английскому посланнику Джордану.

Дело не терпело отлагательства, поэтому Ши Чжаоцзи немедленно отправился в английское посольство. К несчастью, Джордан уехал в Тяньцзинь и должен был вернуться только к вечеру, пришлось сановнику возвращаться к себе в резиденцию. После еще одной бессонной ночи Ши Чжаоцзи с утра вновь выехал на карете с визитом.

При встрече с Джорданом после обмена приветствиями сановник сообщил, что пришел за советом. В отношении медицинской науки какая страна сильнее – Англия или Франция? Джордан с улыбкой ответил, что Франция – страна романтиков, она передовая в искусстве, но медицина у нее все же хуже, чем в Англии. Ши Чжаоцзи, услышав это, сразу воодушевился, но решил уточнить, какой из университетов Англии самый успешный в области медицины? Джордан без всяких колебаний заявил, что, конечно же, Кембридж. Ши Чжаоцзи издал возглас одобрения, поставил чайную чашку и поторопился распрощаться. Сидя в карете, под перестук копыт он освободился от камня на сердце и понял, в кого направит свою стрелу.

Когда Линь Цзяжуй с радостным видом зашел в лабораторию, неся в руках телеграмму с ответом Ши Чжаоцзи, У Ляньдэ как раз с тяжелым сердцем сидел перед микроскопом. Увидев лицо помощника, он понял, что двор выказал ему поддержку и доверие. Текст телеграммы был таков: освободить Месни от участия в борьбе с эпидемией чумы, руководство противочумными мероприятиями в трех северо-восточных провинциях продолжает осуществлять У Ляньдэ.

У доктора увлажнились глаза, он знал, что телеграмма в его руке хотя и является тонким листком бумаги, но Ши Чжаоцзи принял свое решение вопреки огромному давлению.

У Ляньдэ всей душой и всеми силами отдался борьбе с эпидемией, по его плану, требовалось создать побольше палат-изоляторов и массово носить маски.

Месни же не стал немедленно покидать Харбин. Пусть его не назначили главным врачом по борьбе с чумой, но страсть к медицине все же привела его в русскую железнодорожную больницу для осмотра заболевших. Он полагал, что рассуждения У Ляньдэ о легочной чуме абсурдны. Если снять такой важный барьер, как борьба с мышами, и тем самым пощадить безжалостного врага, то большая беда придет на порог. Он хотел до отъезда получить клиническое подтверждение и доказать чрезмерно упрямому, по его мнению, кембриджскому доктору, что его мнение ошибочно.

После поступления в русскую больницу состояние Цзи Юнхэ с каждым днем только ухудшалось. Когда только лег в больницу, он мог, облокотившись на изголовье, присесть и через высокое стеклянное окно разглядывать небо и черные тени деревьев. Теперь же ему трудно было даже просто поднять руку. Ди Фангуй, доставив мужа в больницу, больше ни разу не пришла его проведать. Он решил, что та ждет не дождется его смерти, чтобы присвоить себе все его зерно. Уже только ради этого он должен выдюжить и не позволить этой мерзавке нагреть на нем руки! Цзи Юнхэ считал, что раз его нет дома, то Хэ Вэй перестанет стесняться и станет каждый день приходить к нему в лавку, вот только неизвестно, забеременела ли уже Ди Фангуй или нет?

Цзи Юнхэ не доверял заморским врачам. И когда Хавкин приходил для осмотра, тот всегда уклонялся. А тут вдруг пришел очкастый китайский доктор, и Цзи Юнхэ уже было увидел в нем свою спасительную звезду, но кто бы мог подумать, что тот забормочет на иностранном наречии, а еще при осмотре не станет смотреть ему в глаза – сразу видно, что у него кишка тонка. По мнению лавочника, если врач так боится помереть, он мало к чему способен.

В это утро, после того как медсестра поставила Цзи Юнхэ укол, тот собрался с силами и с трудом сел. Он столько дней подряд смотрел в белый потолок, что чуть не ослеп. За окном падал снег, белые снежинки навевали на Цзи Юнхэ уныние. Ему хотелось бы увидеть яркий солнечный свет. Кружащиеся снежинки казались ему ритуальными деньгами, парящими в воздухе. Он подумал: я же еще не умер, чего вы тут устроили траур! Когда он про себя костерил снежинки, в поле его зрения попало несколько воронов. Они сидели на кусте сирени перед окном, его ветви колыхались под их тяжестью. Эти небесные гости в черных нарядах нагнали на него еще большую тоску.

Когда Цзи Юнхэ собрался лечь, дверь в палату открылась. Хавкин привел заморского доктора в белом халате. У того было квадратное лицо, светлая кожа, большой нос, глубоко посаженные глаза и совершенно золотые волосы – выглядел он настоящим красавцем. Он переходил от кровати к кровати и переговаривался с русским врачом, размахивая руками. Хотя Цзи Юнхэ ни слова не понимал, но решил, что они наверняка обсуждают состояние заболевших. Когда этот доктор подошел к Цзи Юнхэ, у того случился приступ кашля и сбилось дыхание. Врач наклонился над ним, внимательно осмотрел глаза и губы, а также задал несколько вопросов Хавкину. Цзи Юнхэ заметил, что руки у иностранца поросли желтоватыми волосками, и его внезапно затошнило. С громкой отрыжкой его вырвало чем-то соленым и вонючим. Цзи Юнхэ заметил, что врач переменился в лице, и понял, что в его рвоте не было ничего хорошего. Он опустил взгляд и обнаружил, что белое одеяло было залито темной кровью! У Цзи Юнхэ похолодели руки и ноги, его зубы застучали в ознобе, он с дрожью вымолвил: «Мое зерно на складе…» – и потерял сознание.

Цзи Юнхэ больше не очнулся. Проведя день и ночь в агонии, он с открытыми глазами испустил дух. Он не походил на других умерших, те при смерти