Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

У Ляньдэ официально взял под свое руководство Комитет по борьбе с эпидемией Харбина, немедленно создал карантинные станции, лазареты, медпункты, точки обогрева, исполнительные службы, станции дезинфекции.

Ношение маски, по мнению У Ляньдэ, было самим действенным способом борьбы с чумой в текущих условиях. Однако масок остро не хватало. Фу Байчуань, используя свой магазин шелковых тканей, добавил к имеющимся швейным машинам еще пару и за большие деньги нанял нескольких женщин, искусных в шитье, чтобы массово шить маски.

Юй Цинсю, в отличие от толстухи и иже с ней, устроилась работать не ради денег. Она пришла сюда из-за одного человека. Изначально из-за ее беременности Чжоу Яоцзу не хотел отпускать жену. Но однажды она услышала рассказ о том, что с начала эпидемии коммерческие дела у Фу Байчуаня пошли под откос, ведь он выделил часть денег на съем помещения под чумной госпиталь, его аптека бесплатно готовила для жителей Фуцзядяня противочумное лекарство, а еще его винокурня понизила цены на водку. Говорили, что даже его сумасшедшая жена заподозрила неладное, в вышитых туфельках и со счетами в руках она сновала между мужниными аптекой, шелковым магазином и винокурней. Придя в заведение, она бросала счеты на прилавок и начинала что-то сердито считать, а затем бросала гневные взгляды на всех приказчиков. Юй Цинсю испытывала к Фу Байчуаню уважение, которое даже невозможно было выразить словами. Если она останется сторонней наблюдательницей его начинаний, сердцу ее будет неспокойно, поэтому Юй Цинсю убедила мужа, что ей нужно оставить дела в кондитерской, и сама явилась на помощь. Она приходила утром, а уходила вечером, обед им привозили люди Фу Байчуаня.

Сшитые женщинами маски в полдень и на закате забирали сотрудники Комитета по борьбе с эпидемией и срочно раздавали их жителям. Когда женщины уставали до ломоты в спине и кругов перед глазами, они любили пошутить и тем самым поднять себе настроение.

Стоило уйти Сисую, как к ним пришел человек с сундуком.

Это Фу Байчуань принес им вкусненького: сладкую тушеную свинину, бобовый сыр со специями, пирожки, а еще грецких орехов и кураги.

Эти угощения выглядели очень красиво, но и сам он тоже был красив.

Фу Байчуань был одет в длинное, до колен, стеганое пальто, а поверх него в однобортную куртку из черного атласа, на голове его красовался черный фетровый цилиндр, а на ногах были подбитые ватой тканевые ботинки. Этот наряд хорошо оттенял его рослую фигуру, в которой не было ни намека на полноту или худобу, и придавал ей еще больше мужественной красоты. Он опустил сундук, поприветствовал работниц, затем призвал не уставать чрезмерно и при необходимости отдыхать. Договорив, он бросил взгляд на Юй Цинсю.

Юй Цинсю, почувствовав на себе его взор, ощутила, что он ослепил ее, как впервые увиденный электрический свет, сердце ее смутилось, она перевела взгляд на ящик и слегка пошутила: «Такие хорошие яства, кабы к ним еще чарку водочки с вашей винокурни, стало бы еще лучше!»

Фу Байчуань пообещал: «Тогда я велю приказчику принести кувшин водки».

Юй Цинсю с деланым кокетством ухватила кусочек кураги: «С тех пор как я понесла, мой муженек не разрешает мне пить вино, как бы ни хотелось, а придется потерпеть до следующей весны». Договорив, она мило вздохнула и отправила курагу в рот. Отведав кураги, она похвалила: «Кисло-сладкая, вкусно-превкусно».

Толстуха подхватила: «А вот я не верю, что водочка повредит ребенку у тебя в животе! Как по мне, так если ты выпьешь, ему будет только польза. Кто знает, может, он родится с умением гнать вино. После потери Циня Восемь чарок винокурне семьи Фу как раз требуется хороший мастер. Если сын станет мастером на винокурне, тебе всю оставшуюся жизнь не придется больше печь сладости, ты себе и вкусное сможешь позволить и крепкое!»

При упоминании мастера Циня пригорюнился не только Фу Байчуань, но и Юй Цинсю. Но толстокожая баба продолжила: «Ох уж этот посланник двора У, ведь и в самом деле матушка Циня скончалась не от чумы, а ты не позволил ему отвезти гроб на родину и соединить кости матери и отца. Если бы не это, мастер разве бы умер? Но он не только погубил мастера Циня, а и Ван Чуньшэню навредил! Я слышала, что если бы Ван Чуньшэнь не загоревал на похоронах Циня Восемь чарок, то не напился бы в тот вечер. А не напейся он, то не попал бы на крючок к жене У Эра! После того случая эта баба, как кого встретит, так рассказывает, что Ван Чуньшэнь ее опозорил. Да вы посмотрите на нее – чумазая, да еще и косая, выглядит еще страшнее меня, толстухи. Кабы не ночь, какой бы мужик захотел ее опозорить. Похоже, верно говорят: коли глаз косой, значит, сердце неправедное!»

Историю Ван Чуньшэня Юй Цинсю слышала от мужа. Жена У Эра действительно мертвой хваткой вцепилась в возницу, она уже переехала в дом мастера Циня, а свой дом опечатала и заявила, что с приходом весны собирается его продать. Ван Чуньшэнь хотя оказывал ей сопротивление и по-прежнему жил в конюшне, но жена У Эра вынудила его каждый день ходить к ней. Во-первых, у нее жила его дочь Цзиин, во-вторых, зерно, оставленное Цзинь Лань в домашней кладовке, она по праву хозяйки перевезла к себе. Поэтому даже ради еды вознице приходилось являться к ней.

Если толстуху понесло, то никому не удавалось вставить слово. Юй Цинсю и Фу Байчуань, испытав схожие чувства, не удержались от обмена улыбками. От этой улыбки Юй Цинсю показалось, что она разделила с Фу Байчуанем какой-то секрет, отчего ее уши запылали жаром, а сердце забилось сильнее. Чтобы скрыть смятение, женщина продолжила шить маски.

Фу Байчуань, узрев понимающую улыбку, остался этим очень доволен. Он объявил, что врачи из Бэйянского мединститута сейчас проводят в его аптеке обучение по профилактике чумы и ему нужно отправиться на место, чтобы проследить.

После ухода Фу Байчуаня толстуха с сожалением вздохнула: «Отличная работенка по пошиву масок – и деньги платят, и языком почесать есть с кем, прямо как на Новый год! Вот только через пару дней эта работа иссякнет, жаль будет расставаться».

Юй Цинсю изрекла: «Еще бы знать, захотят ли люди носить наши маски?»

– Как по мне, так вряд ли, – откликнулась толстуха, – разве вы не заметили, что даже навестивший нас управляющий Фу и то был без маски?

– То-то и оно, – согласилась Юй Цинсю, – я пробовала носить, с маской на лице трудно дышать. Я ношу под сердцем ребенка и боюсь, что маской-то защищусь от чумы, а вот ребенка поддушу, и он после рождения будет на меня в обиде.

Толстуха ответила: «Так разве не говорили, что если не выходишь за порог, то дома эту штуку надевать не требуется? Я как впервые увидела эту марлю, так чуть не расхохоталась – если наши рты не окна, то зачем нам вывешивать занавески?»

Юй Цинсю прыснула от смеха: «Наверное, для того, чтобы если зубы соберутся воевать с языком, то занавеской можно прикрыть срам».

Толстуха аж прищелкнула языком: «У тебя под боком мужику всего вдоволь! Выросла ладной, для мужа загляденье. Умеешь печь сладости, мужу жизнь всласть. Умеешь интересно говорить, ушам мужниным услада!»

Юй Цинсю подхватила: «Так, по-твоему, папаше Сисуя счастье привалило?»

«Ну да, – вздохнула толстуха, – папаше Сисуя крепко повезло! А вот управляющий Фу, даром что при деньгах и власти, талантлив и красив, а с женой ему не свезло. Возвращаясь домой, он обделен женским теплом, вот это и есть несчастье».

Юй Цинсю не стала поддерживать разговор, опасаясь, что толстуха будет болтать до бесконечности.

За какую-то неделю почти каждый из двадцати тысяч жителей Фуцзядяня получил защитную маску. Эти повязки из белой марли имели двенадцать слоев, в зоне рта и носа они были скроены пошире,