Украденное детство - Марина Викторовна Линник

– А как очутилась в лагере?

– Так сарай немцы, уходя, подожгли, пришлось вылезти. Увидев меня, они хотели тут же и пристрелить, но один из них что-то сказал офицеру, тот, усмехнувшись, кивнул головой. Меня забрали в город, там и сдали в приют. Ну, а когда приют закрыли, то отправили в лагерь. Дальше ты знаешь.

– То есть тебе уже некуда возвращаться? – ужаснулась я.

– Можно подумать, тебе есть куда.

– Ну да, ты права. Наш дом тоже спалили, а меня с сестрой и мамой угнали в плен.

– А где сейчас твоя мама? – спросила девочка.

– Не знаю, в последний раз мы видели ее, когда приют переводили в другое место. Она выглядела тогда очень больной, поэтому я не уверена, что ей удалось выжить.

– Мне жаль… плохо быть сиротами.

– Тише, девочки, – наклонившись к нам, проговорила сестра Иосифа. – Пора читать молитву.

Мы смиренно опустили головы и, сев на свои места, начали вполголоса читать «Отче Наш»:

Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,

да приидет Царствие Твое,

да будет воля Твоя,

яко на небеси и на земли…

С тех пор как мы поселились в приюте при монастыре, сестры и особенно настоятельница требовали, чтобы прием пищи и отход ко сну начинались с чтения молитвы. Мы тяжело привыкали к этому правилу из-за отношения к религии в нашей стране и к урокам богословия относились настороженно. Но со временем привыкли к новому распорядку.

Так мы прожили остаток лета 1943 года, продолжая учить язык и знакомясь со здешней культурой. И все же в начале осени в нашу мирную жизнь опять ворвалась жестокая реальность, вскрывшая низменные пороки уже недетской души.

В наш приют стали приходить какие-то люди, которые внимательно рассматривали выстроенные перед ними ряды детей. Вначале мы не понимали, что происходит, но затем сестра Иосифа объяснила:

– Эти дяди и тети хотят усыновить или удочерить ребенка.

– А сто такое удоцелить? – спросила Варенька, изумленно заморгав.

– Это значит, что кого-то заберут из приюта в новую семью, – тихо проговорила я.

– Как этё?

– Ну, будет новая мама и новый папа. Что непонятного?

– А сталые? А наша мама и наш папа? Они забелут нас потом?

Я встала на колени перед сестрой и негромко произнесла:

– Варюша, моя милая сестричка. Я не могу больше скрывать от тебя правду. Ведь ты уже почти взрослая и все поймешь. Поэтому выслушай меня, не перебивая и ничего не спрашивая. Хорошо?

Девочка согласилась, заявив, что постарается слушать внимательно и не прерывать.

– У нас больше нет папы. Перед приходом немцев в наше село мама получила похоронку. А мама… Помнишь наше прощание в приюте? – задала я вопрос Варе.

Сестра кивнула головой.

– Так вот, – продолжила я, – мама приходила попрощаться с нами. Немцы отправили ее работать в Германию. Где она, что с ней, жива она или мертва, я не знаю. Она очень долго болела и сильно ослабла, поэтому я не думаю, что ей посчастливилось выжить.

– Мы тозе силоты? – немного подумав, спросила Варюша.

– Увы.

– Тода нам нузна новая семья, – подытожила сестренка. – У нас будют новые папа и мама.

– Я боюсь, что вряд ли нас удочерят вдвоем. И тогда получится, что мы окажемся в разных семьях.

– Как этё? – захлюпала Варя носом. – Я не хосю, не хосю!

– Я тоже; впрочем, ты сама понимаешь, что от нас ничего не зависит.

Сестричка обняла меня за шею, и вот в такой позе мы просидели до глубокой ночи, пока сон не сморил нас.

На следующее утро разыгралась целая трагедия, показавшая, насколько могут быть жестоки дети. В тот дождливый день к нам пришло две пары. Они хотели взять мальчиков, но никак не могли выбрать. Мы сидели в сторонке и с завистью смотрели на тех, кто сегодня, возможно, окажется «дома». Наконец, мужчина средних лет, одетый в серый костюм, указал тростью на белобрысого мальчика лет пяти.

– Думаю, вот этот подойдет. Он здоров?

– Да, пан Ожешко, – подтвердила сестра Иосифа. – Сейчас я принесу вам документы… Хотя, может быть, вы хотите пройти со мной к преподобной матери?

– Да, вы правы, сестра, – согласился мужчина, предварительно посмотрев на жену. – Мы так и сделаем.

Когда наша наставница и супружеская пара скрылись за дверью, мальчик подлетел к нам и начал хвастаться.

– А за мной папа и мама пришли! А за мной папа и мама пришли!

– Ну и что? – с плохо скрываемой неприязнью ответила сидящая рядом со мной Тоня, тихая девчушка лет шести с гривой огненных вьющихся волос.

– Меня выбрали, а тебя нет. И никогда не выберут. Ты страшная! Ты страшная! И нос огромный, а еще ты – рыжая. Конопатая, конопатая! – дразнился мальчик, тыча в нее пальцем.

Тоня сильно покраснела и залилась горькими слезами.

– Как же тебе не стыдно? – возмутилась я, сердито взглянув на мальчика. – И никакая Антонина не страшная, а очень даже симпатичная. А не выбрали ее сегодня, вероятно, потому, что пришли за мальчиком. Вот и все.

– А в другие дни на нее тоже не смотрели, – показав язык, парировал мальчуган.

– Ну и что? За тобой тоже только сегодня пришли. Завтра и Тоня кому-нибудь понравится. Она веселая, добрая, ласковая!

– Нет, злюка! Злюка-злюка-злюка! Гадкая девчонка, гадкая девчонка! – кричал он на всю комнату.

Как мне в ту минуту хотелось отвесить ему звонкий подзатыльник! Меня сдерживало только то, что в комнате находилась еще одна супружеская пара, которая недоуменно наблюдала за нами, не понимая, о чем идет речь. Не выдержав, Тоня вскочила с места и, подлетев к женщине, схватила ее за руку.

– Мама, мама, не оставляй меня здесь, – по-литовски запричитала девочка.

За три месяца, проведенные в стенах монас–тырского приюта, мы немного выучили этот язык и могли при необходимости изъясниться на нем.

– Мама, пойдем домой! – не выпуская руки ошеломленной женщины, продолжала просить Тоня, преданно заглядывая пани в глаза.

– Лукаш, что скажешь?

– Божена, мы пришли за мальчиком, – напомнил мужчина жене.

– Да, но… посмотри на нее! У меня сердце кровью обливается! – погладив Тоню по голове, отозвалась женщина.

– Мы пришли за мальчиком, и точка! – настойчиво повторил Лукаш Вуйчик, отвернувшись.

– Папа! – бросилась к нему девчушку. – Не уходи! Пожалуйста! Я люблю тебя!

Она с таким отчаянием в голосе произнесла последние слова, что мужчина, вздрогнув, обернулся.

– Ну… хорошо, – помедлив, ответил пан Вуйчик. – В конце концов, девочки тоже… ничего. Тебе будет с кем по магазинам ходить. Меня таскать перестанешь, наконец.

– Назови свое имя, девочка… Ты понимаешь меня? – наклонившись к ней, спросила пани Божена.

– Антонина, – не веря своему счастью, пролепетала Тоня.

– Антонина… Антонина…