Украденное детство - Марина Викторовна Линник

– Александра… Саша.

– Саша… А я Юстина, а это Стефан. Ты можешь называть меня мама, если хочешь. Хорошо?

Я кивнула головой. Сказать по правде, у меня язык не поворачивался назвать ее «мама», а того нелюбезного мужчину – «папа». «Просто устала с дороги», – подумала я, лежа в кровати. Моя новая комната по размеру больше походила на чулан, вместе с тем была уютной и теплой. Кровать, стул, кованый сундук под маленьким окошком, небольшой стол, на котором стоял кувшин с водой и тазик, – вот и вся обстановка. Но я не жаловалась. В приюте (не говоря уж о концлагере) о таком можно было только мечтать.

Я с большим трудом привыкала к порядкам в новой семье. Пан Милош постоянно сверлил меня недовольным взглядом, тетушки доводили своими нравоучениями до слез. И лишь одна пани Юстина обращалась со мной по-человечески.

– Почему ее постоянно рвет? – проворчал хозяин дома после того, как я в очередной раз пожаловалась на тошноту. – Вероятно, девка нездорова. Вы смотрели ее документы, мама? А вдруг она заразная? Не хватало, чтобы наш родной сын заразился от нее.

– В приюте сказали, что с ней все в порядке. Девочка полгода провела в концлагере, видимо, что-то с желудком. Преподобная мать поделилась со мной воспоминаниями о поездке в лагерь. Не представляла, что такое возможно.

– Вот и не надобно мне тут аппетит портить, – грубо оборвал ее сын, обведя всех присутствующих за столом суровым взглядом. – Нечего демагогию разводить. Дармоедов и любимчиков в доме не будет! Все поняли? Хлеб заработать нужно!

– Милош, никто и не просит…

– Женщина, молчи, когда муж говорит, – стукнув по столу, рявкнул супруг. – Много воли я тебе дал. Смотри у меня… Вызови ей завтра врача. Может, чего дельного скажет, таблеток выпишет, посоветует, чем кормить. Поняла? А то еду зря переводит. Мы не для того брали из приюта ребенка…

Юстина опустила голову. Ей было не привыкать к грубости мужа. В двадцать пять лет она выглядела много старше своего возраста. Постоянные хлопоты по хозяйству, уход за сыном, вечно недовольное ворчание свекрови состарили женщину раньше времени. Я очень жалела ее, стараясь хоть как-то помочь новой маме.

Насилу освоившись, я принялась за работу. У меня появилось столько обязанностей по дому, что и взрослому человеку было бы нелегко справиться.

– Саша, – через неделю после моего приезда обратилась ко мне новая мама. – Я думаю, ты уже немного оправилась, привыкла к нам и к дому?

– Да, пани Юстина.

– Я же просила называть меня мамой.

– Да, но… хорошо… мама, – помедлив, отозвалась я.

– Вот и хорошо. Твой папа просит помочь ему с домашними животными. Справишься?

– Безусловно, я люблю животных. Они такие милые. А что надобно делать?

– Сходи в хлев, он объяснит и покажет тебе все. Он, по-моему, свиньям еду раскладывает.

Слегка вздохнув, я направилась к сараю, где семья держала свиней.

– П-пани Юстина… то есть мама, сказала, что вы просили помочь, – заикаясь от страха, проговорила я, войдя внутрь.

Пан Милош посмотрел на меня исподлобья и молча продолжил раскладывать еду поросятам, которых семья выращивала на продажу. Я стояла в дверях, боясь пошевелиться.

– За лошадьми ухаживать умеешь? – после продолжительного молчания спросил он.

– У нас… была лошадь до войны.

– Я не спрашиваю тебя об этом… меня не интересует твоя прошлая жизнь, заруби это себе на носу. Я хочу знать, сможешь ли ты заботиться о моих лошадях: кормить их, поить, чистить, убирать навоз, пасти, сторожить от волков? Я могу доверить их тебе? Но смотри, за любую провинность будешь отвечать по всей строгости.

Пан Милош обернулся и с вызовом посмотрел на меня.

– Ну, так что? Чего молчишь? Стоишь тут как соляной столб. Язык, что ли, проглотила?

– Как вы прикажете, пан, – опустив голову, ответила я.

– Хорошо… В свободное время будешь матери моей и ее сестре помогать приглядывать за птицей. Стары они и бестолковы. Вечно все не так делают. В том месяце пять кур лиса унесла и еще десять придушила.

– Я все сделаю, пан.

– Да, и еще… ночью сегодня за Стефаном пока пригляди. Хворает он, плохо спит… Ясно?

– Да, пан, – смиренно произнесла я, буквально съеживаясь под его пристальным взглядом.

– Начинай тогда работать… нечего бездельничать. А то хлеб просить, так ты шустрая, а как трудиться, так нужно двадцать раз тебе говорить. А ну, марш!

Я кинулась прочь из хлева, вытирая украдкой набежавшую слезу. Не такого обращения я ожидала, стремясь попасть в новую семью. Я мечтала о любящих родителях, заботе и ласке, а вместо этого мне предстояло стать бесплатным работником, над которым могли издеваться все, кому не лень.

И вот я стала батрачкой: работала с раннего утра до позднего вечера. У меня совсем не оставалось свободного времени, ибо в те редкие минуты, когда не было хлопот со скотом, я заготавливала шпильки, такие деревянные гвоздики для пошива обуви, которую делал пан Милош для местных жителей, а порой и для немецких офицеров.

Я уставала так, что в прямом смысле валилась с ног. Впрочем, бесконечная, непосильная для юного организма работа доводила меня только до физического изнеможения. Душевные же муки я испытывала во время попоек моего так называемого отца, в доме которого частенько собиралась шумная пьяная компания.

– Эй, Юстина! – кричал уже порядком захмелевший Милош. – Зови сюда Александру. Скучно что-то стало!

– Устала она после работы. Продохнуть не даешь девочке.

– Ан нечего ее тут защищать… Никому не позволю хлеб мой есть даром! Дурачка нашли… Чего стоишь? Зови Александру! Ишь, русскую тварь пожалела!

– А на кой черт ты взял эту девку? – спросил сидевший напротив мужчина. – Работник из нее никакой. А кормить требуется ежедневно. Расходы-то какие!

– Да Юстина мне все уши прожужжала после смерти Марийки. «Давай возьмем из приюта, давай возьмем из приюта», – твердила днем и ночью.

– А у тебя уже и своего мнения нет.

– Это у меня-то? – стукнул Милош кулаком по столу, вскочив.

– Да ты сядь… не горячись! Да знаю я… сварливая баба хуже летней мошкары. Моя такая же. Но я держу ее у-ух, как! Ни слова поперек сказать не может.

– Я тоже спуску не даю. И все же уж больно убивалась она после смерти дочки. Работать совсем не могла. А на кой мне такая жена? Вот и пришлось пойти на уступки. В конце концов, лишняя пара рук не помешает в хозяйстве… Эй, Александра! – увидев меня в дверях, прикрикнул пан Милош. – А ну, иди сюда!

У меня подкашивались ноги от усталости, но тем не