Украденное детство - Марина Викторовна Линник

висела клочьями, из ран текла кровь. Силы уходили с каждой ее каплей, но я знала, что если сдамся и упаду, то уже никогда не увижу сестренку. «Я нужна ей, я нужна Варе, – точно заведенная повторяла я, с трудом переставляя окровавленные ноги. – Без меня она погибнет». Наверно, только эти мысли и позволили мне не сдаться, а упорно идти вперед в поисках помощи.

9

– Господи, это еще кто? – услышала я, постепенно приходя в себя. – Вилкас, принеси-ка свечу. Не пойму: то ли зверь какой-то, то ли… ах ты, Боже мой! Да это же ребенок!

Я почувствовала, как сильные руки подхватили меня и куда-то понесли. У меня закружилась голова и потемнело в глазах.

– Помогите, – прошептала я, вновь лишаясь чувств.

Я не знаю, сколько времени находилась без сознания. Когда я очнулась, то увидела, что лежу на столе в одних трусах, а мои окровавленные лохмотья валяются в сторонке.

– Это кто же тебя так, деточка? – спросила миловидная женщина лет тридцати, мокрой тряпкой осторожно протирая мое истерзанное собаками тело. – Вилкас, поменяй воду… Боже, какие раны. Как ты вообще шла? Не ноги, а сплошное месиво… Ах ты, бедняжка.

– Спасибо, – еле слышно произнесла я. – Не могли бы вы дать мне немного воды?

– Ой, конечно!.. Вилкас, дай скорее воды. Да поторопись! Девочка так измучилась, а ты еле ходишь.

– Да несу уже, Роже, несу, – послышался раздраженный голос.

В комнату вошел худощавый мужчина, держа в руках крынку.

Сделав несколько глотков, я немного воспряла духом.

– Откуда идешь? – продолжила расспросы женщина, видя, что я уже могу отвечать.

– Я… направляюсь в Шедува, там, в приюте, находится моя младшая сестра.

– В Шедува? – изменившись в лице, проговорила гостеприимная хозяйка. – Но… каким образом ты оказалась здесь? В Восточной Пруссии?

Я с трудом приподнялась на локтях и изумленно уставилась на нее.

– Где? В Пруссии? Не может быть… хотя… теперь я поняла.

– Что поняла?

– Почему люди в городе косились на меня, а на одном хуторе хозяин спустил на меня собак.

– Такой высокий здоровый бугай? – поинтересовалась Роже.

– Да… у него большой живот и вот такие усища.

– Тогда понятно. Хотя довольно-таки странно, что он спустил собак… Но ты не рассказала, как забрела в чужую страну?

Помня о том, что сделал немец, я решила умолчать о том, что я русская.

– Мы жили неподалеку от Шедува. Однажды случилось несчастье, и мои родители и братик умерли, сгорев в доме. Спаслись только я и моя сестренка. Нас определили в приют, а потом меня удочерили. Однако новый отец бил меня за малейшие провинности, поэтому я решила сбежать из дома.

– И сколько же ты бродяжничаешь?

– Наверно, месяц или чуть больше… Иду, куда глаза глядят.

– А патруль? Неужели тебя ни разу не остановили? – удивился Вилкас, помогая жене перебинтовывать мои раны.

– Ну… я старалась не попадаться им на глаза. Пряталась в кустах, обходила посты.

– Шустрая, – рассмеялся мужчина. – Ты, наверно, голодная? Да чего спрашиваю, конечно, голодная. Роже, приготовь девочке что-нибудь поесть, а я доделаю все.

Вкусно поев, впервые за несколько месяцев я легла в теплую чистую кровать. Как же было приятно вновь положить голову на настоящую подушку и укрыться одеялом. Несмотря на то, что мои раны сильно болели и кровоточили, я все равно ощутила блаженство. Понять меня сможет, пожалуй, лишь тот, кто прошел через те же испытания, что выпали мне. «Господи, благодарю тебя», – закрывая глаза и погружаясь в сладостный сон, подумала я.

Я проспала больше суток, а когда проснулась, то почувствовала необычайный прилив сил.

– Доброе утро… кстати, мы так и не знаем твоего имени, – поприветствовала меня пани Роже.

– Александра, – ответила я, садясь на кровати.

– Необычное имя, хотя и красивое… Так, давай посмотрим твои раны, промоем их и перебинтуем. Ну, а после пойдем завтракать.

Сняв бинты, женщина нахмурилась. Раны воспалились и выглядели ужасающе.

– Вилкас, поезжай в город за доктором. Нам самим не справиться.

– Может, не нужно врача? – вскинулась я, насмерть перепугавшись.

– Ты боишься докторов? – улыбнулась Роже. – Вот никогда бы не подумала. Мне казалось, что смелости тебе не занимать… Чтобы отправиться одной скитаться в наше время, нужна немалая храбрость.

– Да, но все же…

– Не спорь, Александра, – обняв меня за плечи, ответила женщина. – Это для твоего же блага.

Я не стала возражать, боясь вызвать подозрения. Поэтому с тревогой ожидала прихода врача, появившегося в доме ближе к вечеру. Вид белого халата вызвал у меня глубокое волнение.

– Ну, фройляйн, как ваше самочувствие? – внимательно осматривая раны, начал разговор доктор. – М-да, досталось вам. К сожалению, война сделала людей жестокими. Это бесчеловечно – спускать собак, даже не выяснив, КТО просит о помощи.

Разумеется, я не стала говорить, что хозяин того хутора спустил собак именно потому, что ЗНАЛ, кто стоит перед ним.

А тем временем врач продолжил осмотр, иногда бросая на меня любопытные взгляды.

– Значит, так, фройляйн, – складывая инструменты в саквояж, подытожил он. – Раны неглубокие, хотя и рваные, поэтому заживут быстро. Я пропишу мазь и настойку. Настоятельно советую недельный постельный режим. Поправляйтесь!

Доктор вышел из комнаты, оставив меня одну. «Какой странный тип, – подумала я. – А как он внимательно рассматривал меня. Неужели что-то заподозрил? А если донесет? Вдруг меня опять арестуют и отправят в лагерь? – От одной только этой мысли меня бросило в жар. – Надо бежать! Но куда и как? Без одежды и с такими ранами я погибну. Что же делать?»

Пока я размышляла о своем положении, доктор спустился в столовую, где его поджидали Роже и Вилкас.

– Ну что? Каково ее состояние? Раны не очень серьезные? – с тревогой в голосе спросила Роже.

– Откуда у вас эта девочка? – задал встречный вопрос доктор, садясь за стол.

– Пару дней назад поздно ночью нас разбудила собака. Вилкас и я решили посмотреть… ну, и возле калитки нашли ее, всю окровавленную… Вы считаете, что мы должны были оставить ребенка умирать прямо на дороге? Кем бы она ни была, это, прежде всего, невинное дитя.

– Да, невинное дитя, – задумчиво повторил доктор. – Не более чем дитя… однако…

– Что значит ваше «однако»? – вмешался в разговор Вилкас. – На что вы намекаете?

– Нет, ничего, но мне пришла в голову одна мысль, когда я осматривал девочку.

– И какая?

– Ее худоба, нездоровый вид, ну, и еще ряд признаков навели меня на мысль, что девочка была в концлагере.

– Не может быть! – воскликнули Роже и Вилкас в один голос. – Александра прекрасно говорит по-литовски, даже акцента нет.

– Мое дело сказать вам, а там уже решайте, – пожал плечами врач. – Вместе с