Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

Может, твой отец боится твоего первенства, ведь тогда ему бы пришлось уступить свое место?

Я никогда не стремился занять первенство - такова уж моя сущность. Я не боец, не смелый человек, скорее, наблюдатель с зрительского зала, и родные знают о том. Мой брат Казимеж всю жизнь был любимцем отца, но мне только в радость: понимаешь, я всегда говорю то, что думаю и чувствую, и я никогда не завидовал и не завидую. В моей душе живет тайный критик самого себя, может потому судьба свела меня с театром. Но душевные и телесные травмы, понесенные в концлагере, оставили во мне глубокие шрамы. Знаешь, почему я хожу в обуви на таком высоком каблуке? Сейчас расскажу: однажды в Альтварпе за работой мне не хватило сил поднять кирпичи, ибо голова моя кружилась от голода, один из гестапо приметил это и долго, сильно бил палкой по моим стопам. Вернувшись домой, я лег на операцию по выпрямлению хряща, так как не мог долго ходить - сразу испытывал нестерпимую боль. В жизни моей меня многие обижали и смеялись: дома, в школе, даже среди узников находились те, кто ненавидел меня. Но не смотря на это, я никогда не желал мстить или отвечать тем же. В моем сердце живет полная надежда на Бога, и когда мне плохо, тоскливо, одиноко, я устремляю молитвы к Нему, может потому Господь послал мне тебя, утешение мое.

Владислав с улыбкой и глазами, полными нежной грусти, посмотрел на Ирену. Ее каштановые волосы то вспыхивали алой зарей, то темнели в свете пламени. Она была красива, а для него - особенно. Покрывая его тело поцелуями, она принялась шептать, превратившись в утешение:

Не горюй, любимой мой. Отныне я с тобой, мы навсегда останемся вместе. Я осушу твои слезы и ты вновь будешь счастливым.

Только обещай, что не бросишь меня, никогда, - тихо вторил в ответ Влад, погружаясь в ее объятия, ощущая всю ту нежную, родную любовь женщины, к которой его влекло столько времени.

Огонь в камине догорал, ночная темнота окутала любовников плотной пеленой. За окном по стеклам и крышам продолжал барабанить дождь, все усиливаясь и усиливаясь.

В доме Шейбалов в эту ночь никто не спал. Бронислава старалась найти утешение в молитве, но вместо мольбы ее голос тонул в безудержном плаче. А Станислав, подавленный, ходил взад-вперед по гостиной, измеряя ее шагами, останавливался, всматриваясь пустым взором в пустоту. Вопреки его характеру, вопреки обиде на сына, мужчина вдруг почувствовал холодный укор в самом себе и жалость к младшему сыну подступила к горлу. Приблизившись к окну, он посмотрел-оглядел пустую темную улицу и там, в дожде, не было ни души, асфальтные дороги черными змеями расходились в разные стороны, но которые бросали страшные тени - еще более черные, голые деревья. Станислав старался изо всех сил хоть мельком, хотя бы маленькой точкой увидеть вдалеке силуэт Владислава, позвать его обратно, прижать к своей груди, но дождь усиливался и ничего не было видно. Немая пустота в душе, скрещенная с переживаниями, обратила свой взор к нему, грозя обрушиться каменной болью. В мыслях, может, впервые в жизни, художник обратился с вопросом, вглядываясь в темные небеса, словно ожидая там получить ответ: "Где ты, сын мой? Как ты, что случилось? Если произошло несчастье с тобой, я не вынесу этого". Капли дождя слезами стекали по стеклу, весенний мартовский холод через щели проникал в дом, теребя огонь в камине.

Станислав устало отошел от окна и со вздохом сел в кресло. Рядом, на низеньком столике с резными ножками, стояли в рамках фотографии родных и общие семейные. Его глаза невольно приковались к изображению Владислава: на ней молодой человек сидел рядом с матерью и братом, возвышаясь над ними - эту фотографию сделал он сам, еще до войны, когда Казимеж закончил школу, а Владу не было и семнадцати. Младший превосходил в красоте и уме старшего и, наверное, потому Станислав недолюбливал его, в душе чувствуя обиду за Казимежа. Но нынешней ночью все переменилось, сталось непривычно новым, ранее чуждым. Станислав взял рамку с фотографией Владислава, приложил ее к груди, поцеловал. С замиранием сердца - каменного, властного, он вдруг понял, сколь многое сделал для него, для всей семьи Влад, которого он в издевке и насмешках называл "шуткой". И именно эта "шутка", нежданный сын сколько раз спасал их всех, предчувствуя заранее падение бомб; именно "шутка", рискуя собой, ходил под пулями в другой конец города к аптекарю за лекарством для него, Станислава, угодив вскоре в плен, где перенес столько лишений и мук. А потом, во время его болезни рядом находился именно Владислав, а не любимый Казимеж. Получается, младший сын оказался единственным верным человеком, самым лучшим из всех них, заслужив, однако, вопреки совести изгнание из родительского дома и жестокие проклятия в спину. А ныне сам Станислав, оплакивая Влада, был наказан.

Глава седьмая

Владислав благополучно жил с Иреной - его великой любовью, которая стала для него не просто женой, она была для него другом, поддержкой во всех начинаниях, помощницей. Она познакомила его со многими великими, замечательными артистами и режиссерами, она открыла для него новый мир, о котором ему мечталось в ночной тишине дома, забавляясь внутри себя яркими красками и живыми картинками. Влад вдыхал полной грудью запахи театров, поглощался в игру своих героев, остро переживая их взлеты и падения, ощущал сладостную усталость, когда ему выдавался шанс играть вместе с Иреной в одних спектаклях. Так получилось с признанной постановкой "Мораль госпожи Дульски", в которой молодой человек получил роль пана Збуско - неутомимого ловеласа. Там он казался особенно красивым, обратив на себя внимание многих дам из числа обворожительных актрис, но сердцем и помыслами оставаяясь с Иреной - всегда. В одной из сцен ему представлялось поцеловать ее в щеку, однако, из последних сил превозмогая неутомимую страсть в сердце, Влад поцеловал супругу, получившую роль служанки, несколько эмоциональнее, чем требовалось. Режиссер, взмахнув руками, остановил репетицию и сказал строгим голосом:

Пан Шейбал, возьмите себя в руки и просто коснитесь слегка губами ее щеки, любиться будете позже.

Ирена повернулась к Владиславу, улыбнулась, задорно блеснув зелеными татарскими глазами. Влад дернулся от этого взгляда, тихо спросил:

Поддержи меня.

Просто играй, помни, что ты не Влад, а пан Збуско.

И он вошел, вжился в роль, полностью перевоплотившись в другого человека - не самого себя. Он переживал каждой клеточкой тела за исход событий - так