Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

работать на завод и не надо будет выпрашивать деньги у родителей и каждый день спозаранку бежать в школу. Горка был начитанный, умный мальчик, но то, что на завод тоже надо будет приходить рано и надо будет так же работать от звонка до звонка, как-то не приходило ему в голову.

А в конце ноября случился скандал, который заметно подвинул Горку Вершкова в сторону завода.

Очередной урок «Основ политических знаний» был посвящен, как выразилась Ильсияр Ахметовна, итогам очередного (то есть внеочередного, поправилась она) съезда КПСС, принявшего очередную (тут без поправок) Программу партии, а точнее, вдохновилась историчка, Программу построения коммунизма!

– Вы представляете, дети! – чуть не криком уже кричала Ильсияр Ахметовна. – Наше поколение будет жить при коммунизме! Вы, я, – тут она осеклась на мгновение, – когда каждому будет воздано по потребностям и от каждого общество будет получать по способностям!

Горка смотрел на учительницу во все глаза и не мог понять, чего она так кричит, – какая программа, какие потребности по способностям? Он дисциплинированно поднял руку и, получив кивок учительницы, спросил:

– Извините, Ильсияр Ахметовна, я немного запутался, – мы же проходили, что про построение коммунизма решил тот съезд, который был раньше, двадцать первый.

Ильсияр Ахметовна сверкнула на него своими бусинками и принялась объяснять:

– На двадцать первом съезде КПСС, Вершков, была принята программа развития народно-хозяйственного комплекса на семь лет, первая семилетка, а не пятилетка, – (был многозначительно поднят палец), – и эта семилетка завершит создание материально-технической базы коммунизма. Базы, понимаете, дети? – она обвела класс взглядом и победительно закончила: – а теперь принята программа построения коммунизма!

Горка, раздосадованный тем, что промахнулся с программами, спросил, отчасти даже залюбовавшись своей находчивостью:

– Выходит, план вот этой семилетки составили раньше, без программы?

Ильсияр Ахметовна аж задохнулась и всплеснула руками:

– Как ты не понимаешь, Егор, там была народно-хозяйственная программа, а это партийная, политическая!

Тут она замолчала и задумалась. Класс смотрел на нее тоже молча.

Горка выждал, улыбаясь, и задал следующий вопрос:

– Разве не партия в СССР руководящая и направляющая сила? Кто составил план, если руководящей программы еще не было?

– Да, – напряженно сказала учительница, глядя поверх Горки, – руководящая и направляющая сила у нас – это Коммунистическая партия во главе с нашим дорогим Никитой Сергеевичем Хрущевым. А кто у нас председатель правительства, Совета министров СССР, не подскажешь? – Тут она позволила себе усмехнуться, глядя уже на Горку в упор. – правильно, Вершков, вижу, что знаешь, – тоже Никита Сергеевич Хрущев.

Она села за стол, захлопнула классный журнал и припечатала:

– Все едино, дети. в этом наша сила.

Повисла пауза. Дети поглядывали на посрамленного Горку, кто сочувственно, кто с ожиданием, кто с усмешкой, он поймал эти взгляды, и его понесло.

– Это я теперь понял, Ильсияр Ахметовна, а вот насчет потребностей и способностей – нет. Как это?

Учительница посмотрела на него долгим взглядом (Горке даже показалось, что она не знает, что ответить), а потом проговорила сухим голосом:

– Вот это мы как раз и будем разбирать на сегодняшнем уроке. Но если тебе не терпится, Вершков, я могу начать с резюме. Так вот, это значит, что при коммунизме – при котором я не знаю, как ты собираешься жить, – при коммунизме общество будет получать от тебя по твоим способностям – не к спорам, к созидательному труду, – а ты будешь получать от общества блага, соответствующие твоим потребностям.

– Моим? – переспросил Горка. – А кто будет определять, какие мои потребности? Или вот его, например. – Горка кивнул на Витьку Маслова. – У меня, может, способностей побольше, чем у Витьки, зато у него потребностей хоть отбавляй. И как уравновесить?

Тут Витька треснул Горку учебником по голове, кто-то из девчонок закричал (неужели Лифантьева?): «заткнись, Вершков!», поднялся общий гам… Урок был сорван, и на следующий день Горкины родители получили вызов в школу.

Отец, прочитав записку Ильсияр Ахметовны и выслушав объяснения Горки, идти категорически отказался.

– Стар я уже выслушивать нотации от всяких пигалиц, – непедагогично заявил отец, – да и сказать тоже могу не то сгоряча, так что давай, Наталья, вот это твоя ноша. – Он усмехнулся, будто припомнив аргумент жены насчет выхода на работу.

Мать, посмотрев на безмолвствующего Горку и на мужа, поджала губы и сказала:

– Уж это я как-нибудь вынесу.

Как и что она вынесла из беседы с классной и Крыком, осталось неизвестным, Горке по крайней мере. Единственное: он почувствовал, что учителя стали относиться к нему… Осторожней, пожалуй. Официальнее, вот, – он нашел слово.

Хайерле юл, Бриннер!

А по весне, в самые бурные ее дни, когда на деревьях с треском лопаются почки и вылезают первые, клейкие и дурманящие запахом листочки и ручьи весело несут куда-то щепки и окурки, до Бугульмы доскакала «Великолепная семерка» – и заполонила город.

Первые пару дней публика еще соображала, что к чему, дивясь на укрепленную на фронтоне кинотеатра «Мир» афишу с семью красавцами на фоне горной гряды, смотрящими куда-то в светлую даль, а потом – рассказы о фильме полетели со скоростью степного пожара – повалила.

Афиша тоже сыграла свою роль: Бари, рисуя ее по постерам Госкино, привнес, как и подобает истинному художнику, свое видение. В результате горная гряда на заднем плане недвусмысленно отсылала к пачке папирос «Казбек», позы и взоры героев явственно напоминали о плакатах строителей коммунизма, а местный колорит был ярко выражен в фигуре главного в семерке: Юл Бриннер в исполнении Бари был вылитый татарин! (А если надеть на него вместо шляпы тюбетейку, прикинул Горка, так не просто вылитый, а конкретный старьевщик Сайфулла.) Неудивительно, что местные острословы тут же сочинили слоган «Хайерле юл, Бриннер!», желая голливудской звезде доброго пути по жизни, и боевик стал всем ближе и роднее.

Но и экзотика привлекала и завораживала. Все эти огромные кактусы на фоне ультрамариновых небес, диковинные арбы, салуны, скачки, это самоприсвоенное героями право судить, миловать и казнить, паля направо и налево… И они все были в роскошно потертых небесных джинсах! Как насмотреться?!

А Горка с Равилем и Гусманом, пережив восторг первого просмотра, на втором (а потом третьем, четвертом и так чуть не до десятка) принялись вникать в технические, если это можно так назвать, детали: как эти семеро находили друг друга, определяли, кто подходит в компанию, а кто нет, как разговаривали, а главное – как управлялись с оружием. Фантастическая стрельба Бриннера (а особенно – себе за спину, глянув в зеркальце) – это было, конечно, нечто космическое, а вот то, что нож может быть быстрее пули, если его