Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

Черт дернул Горку принести свой любимый нож в школу. Он не собирался, но они договорились с Равилем и Гусманом потренироваться сразу после уроков, и Горка сунул нож в портфель. А когда зазвонили на перемену, увалень Маслов зацепил этот портфель, он упал на переднюю парту, к Лифантьевой, и все из него вывалилось. Светка, ойкнув для порядка, стала все это собирать, увидела нож и ойкнула снова.

– Ой, картофелечистка, – засмеялась она, – как у моей мамы. Горка, ты что, собрался на уроке труда картошку чистить?

На них стали оборачиваться, раздались еще смешки, и Горка, мрачно складывавший учебники в портфель, вдруг взорвался.

– Чего разлыбились?! – крикнул он всем и никому. – Картофелечистка?! Вот я вам покажу, какая это картофелечистка!

Он шагнул в проход между партами, лицом к двери в класс, и метнул. Нож сверкнул и вонзился в планку, перепоясывавшую дверь. Класс затих. Потом кто-то сзади – Горка не разобрал кто – сказал неуверенно, но с усмешкой:

– Да ла, это дуриком у тебя вышло.

Горка, не обернувшись, выдернул нож, снова встал на позицию метрах в семи от двери – метнул. Нож сверкнул и вонзился.

Класс загудел, послышались голоса «ни фига себе», «ну ты даешь», девчачьи вздохи… Горка приосанился, улыбнулся и метнул еще раз.

И в тот миг, когда нож еще летел, вторая половина двери открылась и одновременно с глухим «чпок» ножа в панель в класс шагнул завуч, Раис Хабибович Замалеев.

Все замерли, и он замер на пороге, неотрывно глядя на трепыхающийся в двери на уровне его живота нож. Потом перевел взгляд на Горку, безошибочно определив, кто метнул, достал из бокового кармана белоснежный платок (это Горку удивило – как будто только что купил и еще не пользовался), встряхнул, аккуратно накрыл платком нож и осторожно, двумя пальцами, извлек его и так же осторожно положил в карман. Потом снова посмотрел на Горку.

– Ты зачем это сделал?.. Вершков твоя фамилия, да?

– Я, я… – Горка стал заикаться, – я хотел показать…

– Показать… – раздумчиво повторил завуч. – Джигит, да? – И вдруг крикнул фальцетом: – я знаю, что ты хотел сделать!

Повернулся и вышел.

Класс ошарашенно смотрел ему вслед, потом все головы повернулись к Горке.

– Егор, ты дурак? – чуть не плача, проговорила Лифантьева. – Ты знаешь, что лысый с тобой сделает?!

– Чё тут знать-то? – подал голос Витька Маслов. – Привлечет. К уголовной, друг, ответственности. – И прибавил ни к селу ни к городу: – А я тебе говорил!

Горка смотрел на него невидящими глазами: про что Витька говорил ему, что он несет?

Однако Маслов ошибся самую малость: Раис Хабибович Замалеев заявил на учащегося 6-го «Б» класса школы № 1 Егора Вершкова в милицию, утверждая, что гражданин Вершков намеревался его, заслуженного педагога Татарской АССР, убить на почве неприязненных отношений (будто с кем-нибудь в школе у него были приязненные), и в качестве доказательства приложил к заявлению нож с отпечатками пальцев гражданина Вершкова – вот зачем он накрывал его платком!

Лифантьева, невесть откуда что узнавшая, наверное от своей матери, по большому секрету рассказала Горке, что Крык, когда узнал о происшествии, орал на завуча благим матом и топал своими крыкающими сапогами, но это было слабым утешением и для Крыка, и для Горки: дело было сделано, о случившемся в образцовой бугульминской школе узнали в гороно, а Горка должен был понести наказание. Оставалось понять какое.

К счастью, Горку не стали вязать и бросать в воронок (а он уже и такие картины себе рисовал), а вызвали повесткой в детскую комнату милиции – с родителями. И опять с ним пошла мама, не отец.

В этой самой комнате, куда Горка с матерью пришли в первый летний день, ничего детского не было: крашенные густо-зеленой, по виду масляной, краской стены (а над рустиком, на высоте человеческого роста, беленые), обшарпанный стол перед единственным окном, покрытый куском плексигласа, с какими-то бумагами под ним, пара стульев, пишущая машинка и пыльный графин с зацветшей водой на подоконнике, – Горка оглядывал помещение, словно стараясь запомнить все до мелочей: все-таки это был его первый «привод», и Горка с тоской и страхом думал, что не последний, наверное. Мать сидела напротив него, молча глядя в окно; детали интерьера и обстановка ее не интересовали, судя по всему.

Они просидели так, в молчании, минут десять, пока в кабинет не вошел человек – белобрысый высокий парень, вряд ли старше Горки больше чем на десять, от силы двенадцать лет, уселся за стол, открыл бурую картонную папку и принялся ее изучать. Молчание продолжалось. Наконец хозяин кабинета оторвался от чтения, посмотрел на Горку и сказал:

– Везучий ты, сучонок, – полгода назад попался бы, так загремел. Скажи спасибо партии и правительству, смягчили УК, теперь тебя только после четырнадцати посадят. – И засмеялся.

Мать дернулась на стуле, сказала сухо:

– Это мой сын, его зовут Егор, а не сучонок, потрудитесь не оскорблять!

Инспектор – конечно же, это был инспектор по делам несовершеннолетних, кто же еще, – повернулся к ней и удивленно сказал:

– Вы мне тут нотации читать пришли или по делу вашего… Егора, который в школе, с холодным оружием? Так вы его воспитали?!

– Я и выходила его, и воспитала нормально. Переходите к делу.

– А я как раз по делу! – вспылил инспектор. (Горка всматривался в него, прикидывая, – он же, по всему, даже на войне не был!) – Я как раз по делу. – И опять посмотрел на Горку. – Говори, кто тебя надоумил, с кем водишься: подстанция, Су-2, кирзаводские?

У Горки вспыхнули уши: они всё знают! Они, наверное, и про финку знают (Горка и думать о ней забыл). Но он же сам – при чем тут горячевские? Собравшись с духом и стараясь быть предельно вежливым, Горка сказал:

– Меня никто не подстрекал, я случайно положил хозяйственный нож в портфель.

– И случайно метнул в учителя, чтобы живот ему пропороть, да?

Горка задохнулся от возмущения:

– Да я вообще не знал, не мог я знать, что он войдет, когда я…

– Мог не мог, – перебил его инспектор, – это мы проверим, опросим. а наблатыкался метать ножи тоже случайно?

– Нет, – пожал плечами успокоившийся Горка, – я видел, как в кино так делают, в «Великолепной семерке», решил научиться – научился. – (Его подмывало сказать про Равиля с Гусманом, мол, спросите, они подтвердят, но он вовремя сообразил, что тогда и друзья будут тут сидеть, в этой комнате.)

– Вот так,