Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

вниз, закружилась, кошка заорала от ужаса, Горка с Генкой – от восторга, и тут налетел порыв ветра, махом смял наволочку, и через мгновение этот мятый комок шмякнулся в траву. Друзья замерли. «Пипец», – прошептал Горка.

Не глядя друг на друга, они принялись спускаться, и уже почти добрались до лаза у подошвы вышки, когда белое в зеленом вдруг зашевелилось и метнулось в чащу. Обезумевшая от пережитого кошка летела галопом, наволочка вспархивала за ней, как будто готовая снова превратиться в парашют, скачок, еще скачок, и все исчезло в подлеске.

– Вот это да-а-а! – дружно протянули пацаны и зашлись в смехе.

– Я ж тебе говорил, что все просчитано, – орал Гусман, колотя Горку по спине.

– Да все фигня, кошки всегда на четыре лапы падают, – хохотал, отбиваясь, Горка.

…Успокоились, отерли слезы, выступившие от смеха, огляделись.

– Ну, всё, угомонились? – спросил Равиль. – Можем вернуться на пасеку?

– Да ладно тебе, Равилька, – просительно сказал Гусман, – норм же всё!

Равиль только хмыкнул.

– Гусман, – вдруг вспомнил Горка, – а ты не заметил с верхотуры, позади вышки вроде озерцо какое?

– Вроде, – засомневался Гусман, – посмотрим?

– Айда, айда, – нетерпеливо встрял Равиль, – посмотрим и назад, жрать уже охота.

По необъяснимой причине затея с кошкой ему по-прежнему не нравилась.

Обошли вышку. Метрах в двадцати действительно было озерцо. Обвалованное суглинком, оно маслянисто блестело на солнце черно-коричневым, сумрачно и причудливо отражая кроны елей. Пахло… А чем пахло? Чуть-чуть, еле заметно, тухлым яйцом, явственнее – керосином и отдавало каким-то нутряным теплом, влажным и тяжелым.

– Дуслар, – проговорил Гусман как завороженный, – а ведь это нефть, гадом буду!

Да, подумал Горка, «большая нефть», так говорили отец и его друзья – со значением и даже тихим энтузиазмом, связывая с этим какие-то особые надежды. Почему «большая»? Вот же – лужа, и все.

Труба на вышке скрипнула, они обернулись на звук и замерли: она качалась в бездонном синем небе, как маятник – раз, другой, третий… Уже без скрипа, тихо и размеренно.

Пройдут годы, и каждый из них однажды вспомнит ту вышку, то озерцо и тот все отмеривший маятник.

Гусман окончит «керосинку», уедет на тюменские промыслы, Равиль станет офицером и уедет служить в ГДР, Горка станет переводчиком… А потом случится гибель породившей их страны, Гусман, успевший дорасти до совладельца нефтяной компании, умрет от инфаркта после недельного запоя в номере элитного отеля, Равиль попадет под суд, взяв на себя подлом склада ГСВГ в Рамштайне его солдатиками, и, отсидев, займется челночным бизнесом. Горка, который переживет их… для Горки этот маятник тоже качнется, поворачивая судьбу. Не раз.

Но это будет много лет спустя, а тогда, в 1962-м, дни были солнечными, небо – голубым и высоким, а горизонт – четким и ясным.

…По дрова

Производственная практика на пасеке, как это назвал Горкин отец, выслушав его отчеты, получила неожиданное продолжение, да такое весомое, какого Горка и вообразить не мог: им привезли непиленые, неколотые дрова.

Дрова им привозили в конце лета всегда, – приезжала горпромкомбинатовская полуторка, деловитые мужики сгружали березовые поленья (кубов пять-шесть вполне хватало на зиму), поленья складировались в дровяной сарай и в поленницу вокруг кухонного окна на первое время, чтобы через двор не бегать; полуторка уезжала, и все. А в этот раз привезли чуть ли не цельные березы, свалили посреди двора, поставили рядом козлы и уехали. Выглядело так, будто мужики за что-то обиделись на Горкину семью.

Горка, как раз к концу разгрузки вернувшийся от Равиля, вопросительно посмотрел на отца, с папироской в зубах оглядывавшего груду бревен.

– Прикинь, сынок, – сказал отец, не поворачиваясь к Горке, – за сколько вот с этим управимся – за неделю или пораньше?

– Мы с тобой? С мамой? – растерялся Горка. – Как?

– Как-как, – с усмешкой передразнил отец, – на пасеке как вы управлялись? Зови друзей, их очередь помогать.

Насчет друзей оказалось шуткой: на следующее утро спозаранку к ним ввалились двоюродный Горкин брат Семен и два его другана, как он про них сказал. принесли с собой двуручную пилу, пару топоров, колун, со звоном и грохотом свалили все это в сенях, и Семен сказал бодро:

– Принимай артель, тетка Наташка. дашь похлебать чего – начнем; без кормежки, сама знаешь, какая работа?

Он пошутил вроде, но вышло грубовато, мать вспыхнула румянцем от тона и обращения, однако накрыла на стол, и все трое принялись хлебать суточные щи.

Горка смотрел на парней (всем было уже лет по двадцать пять, наверное), и они ему явно не нравились: какие-то шумные, громоздкие, с матерью так разговаривают, Семка то есть, а его как будто и не замечают. Семен, впрочем, быстро исправился, оторвался от миски и позвал:

– Братишка, ты чего там в углу притулился? Иди, поешь с нами.

– Спасибо, я позавтракал, – вежливо соврал Горка; «братишка» его тоже кольнуло.

– А, – отозвался Семен, – ранняя пташка? Значит, силы есть уже, пойдем попилим чуток.

«Чуток» – это тоже была злая шутка, как Горка вскоре понял. Сначала они его не подпускали к пиле: пока двое пилили, третий стесывал со стволов остатки веток, и Горке досталось сгребать этот хлам, но какое-то время спустя Семенов напарник отлучился по нужде, брат подозвал Горку и кивнул на ручку торчащей из бревна пилы – берись.

Горка в жизни не пилил, да и видел, как это делается, от силы пару раз, но сплоховать не мог, конечно, и принялся в паре с братом усердно дергать пилу и толкать. Получалось плохо: пила кривилась, звякала, то и дело застревала…

– Погоди, погоди, – остановил процесс Семен, – ты в первый раз, что ли?

Горка кивнул.

– Так вот, смотри, – сказал Семен, – мы с тобой в паре, пила одна, когда я тяну, ты отдыхаешь, ты тянешь – я. Не толкай пилу, когда я тяну, понял?

Горка понял, дело пошло веселее, хотя облегчения от того, что он знал теперь, как надо пилить, не получилось: примерно через час он уже не чуял ни рук, ни ног. Выручил отец, явившийся ближе к обеду и вставший к козлам на место сына со словами, что он «сам себя с работы отпросил». (А тот, который по нужде отошел, так и не вернулся, заметил Горка, – видно, крепко приспичило.)

Потом наступило время колки, и снова Семен вынужден был поучать Горку и подсказывать. Так тот узнал, что сучковатое полено надо колоть вдоль роста сучка, а не встречь, что топор надо всаживать так, словно он сам летит у тебя из-за головы, расслабленно, что колун – это только для совсем уж сучковатых