Фернандо Магеллан. Том 2 - Игорь Валерьевич Ноздрин

– Гудит,  – пробасил Магеллан, притрагиваясь рукой к мачте,  – хорошо работает.

Пигафетта положил ладони на дерево, почувствовал легкое живое вздрагивание.

– Дышит,  – уточнил Антонио.

– Много сказок написал?  – поинтересовался Фернандо.

– Достаточно,  – расцвел польщенный вниманием летописец.

– Я все проверю!  – погрозил пальцем адмирал.

Пигафетта не понял: радоваться ему или печалиться?

– Пиши честно о том, что было,  – командующий потрепал итальянца по плечу, посмотрел за корму – Где «Сан-Антонио», неужели отстал?

– Шел за нами,  – сообщил Пигафетта.

– Чья вахта?

– Моя,  – отозвался с юта Альбо.

– Давно потеряли Мескиту?

– Он за поворотом.

– Гонки устроили?  – недовольно проворчал Фернандо.  – Полный комплект парусов нацепили? Ты с лоцманом идешь, а Мескита с кем? Вели убрать лиселя!

– Будет исполнено!  – разочарованно произнес Альбо.  – Хотел проверить настройку такелажа.

– Вы не юноша, должны думать о флотилии.

– Эрнандес, сними дополнительные паруса!  – распорядился штурман и довольно закончил:  – Отстают от нас корабли.

– Сколько выжал?  – оживился адмирал.

– Полторы лиги,  – похвалился пилот.

– При сильном ветре даст две,  – подсчитал командующий.  – Не зря работали.

Из-за поворота последним показался «Сан-Антонио». Как только судно изменило курс, на его мачтах пузырями надулись лиселя.

– Скоро нагонят,  – приуныл Альбо.  – Позвольте и нам оставить? Адмирал задумался.

– На часок? На полчасика?  – уговаривал офицер.  – Горизонт просматривается на две лиги.

– Черт с тобой!  – уступил взволнованный Фернандо.  – Не теряй Мескиту из вида!

– Слушаюсь!  – обрадовался штурман.

* * *

Днем стояла прекрасная погода. Команды вышли на палубы и азартно участвовали в гонках. Проверялись качество ремонта, настройка мачт, точность действий вахтенных при лавировках. Десятки людей тянули канаты, распевали песни-псалмы, ритмично выкрикивали припевы, посылали проклятия удачливым соперникам. Громыхали по лестницам офицерские сапоги, мелькали грязные босые пятки, липли к сочившейся из швов досок смоле. Гнулись под тяжестью тел выбленки на вантах, замирали от страха юнги, раскачивавшиеся в «вороньих гнездах», следившие за морем и кораблями. Флагман то обрастал снежным комом парусов и уходил вперед, то худел под весенним солнцем, снижал скорость, поджидал «Сан-Антонио». Каравеллы с переменным успехом нагоняли «Тринидад», под радостные вопли обходили его и некоторое время шли впереди, пока Альбо не выжимал из судна и моряков все силы, отвоевывал лидерство.

Адмирал следил за кораблями, волновался и ликовал, когда флагман оставлял соперников за кормой. Молодость бывшего резервиста вернулась с судов Албукерки. Счастье вечной, нестареющей жизни распирало его, удваивалось от сознания власти над кораблями, его кораблями, Фернандо Магеллана, не утратившего способности переживать, подобно задиристому юнге. Не каждому дано в зрелые годы сохранить свежесть восприятия и безрассудную отвагу. Многого добьется сумевший сочетать их с опытом прожитых лет, настойчивостью и осмотрительностью.

Подгоняемые ветром и попутной волной, суда развивали предельную скорость. Глубокосидящие корпуса резали форштевнями холодную воду. Обжигающие брызги летели на палубу, скатывались в трюм, проникали в носовой матросский кубрик. Вечером от влаги стало зябко. Изнеможенные люди повалились на подстилки, закутались в плащи. Праздничная гонка сменилась привычной неустроенностью, сутолокой, давкой на матрасах, клопами, плохим питанием.

Шумную звездную ночь, с гудящим в снастях ветром, провели в заливе у низкого берега, еле различимого в слабом мерцающем голубоватом свете. Шквалы путались в снастях, грозили сорвать с якорей, погнать к земле. Погода портилась. Море рокотало, обрушивало валы на песок, охало, шипело. Со всех сторон что-нибудь выло, бурлило, свистело, скрипело, стонало.

Адмирал не спал, кутался в меховую накидку, поднимался на палубу, смотрел на насмешливо мигающие звезды, старался угадать завтрашний ветер. Прислушивался к океану, не выросла ли волна, не пошла ли беспорядочно крушить и слизывать береговые песчаные отвесы? Вахтенный штурман Пунсороль – «средняя стража»,  – на чью долю выпала самая неприятная часть ночи, почтительно подходил к нему, молча стоял рядом. Моряки без слов понимали друг друга, ревущий океан, сильный порывистый ветер. Надвигался шторм, северный теплый воздух нес бурю.

– Надо уходить отсюда,  – сказал Пунсороль, выражая общую мысль, не дававшую покоя.  – Гавань мала, открыта ветрам и опасна.

– В океан?

– Да, ваша милость. Скоро берег станет страшнее волны.

– Когда?  – Фернандо подумал о спящих людях.

– На рассвете.

– Подождем,  – решил командующий.

Желтый свет фонаря метался от борта к борту, каравеллу раскачивало. Мачты всхлипывали, вторили движению.

– Зима здесь длинная,  – промолвил Пунсороль.

– Думаешь, рано вышли?  – догадался адмирал.

– Не знаю. Наверное, надо было подождать еще неделю или месяц.

– Не везет нам с осени,  – пробормотал Фернандо, растирая ногу.

– С Вербного воскресения,  – напомнил штурман.

– Господь карает за грехи,  – грустно улыбнулся адмирал.

Итальянец перекрестился на север, где оставили Картахену со священником. Ветер срывал плащи, забирался под воротники, холодил спину.

– Застудите ногу,  – предостерег Пунсороль,  – вам лучше прилечь!

– Пробовал, не помогает. После прогулки затихает, а потом опять.

– Как это случилось?

– Мелкая стычка с маврами,  – нехотя пояснил Фернандо.

– Давно?

Капитан не ответил на вопрос, пошел в каюту. Итальянец обиделся.

Вопреки ожиданиям, ветер к утру не усилился. Эскадра легко вышла в океан. Начались гонки со шквалами и волною. Каравеллы плыли в кильватерном строю, четко выполняли приказы флагмана. Изогнувшаяся ниточкой земля тянулась на юго-запад. Серое предрассветное небо затянулось мглистой пеленою. Казалось, посыплет колючий снег, застелит палубу, повиснет на снастях, вернет зиму. Хмурое небо застряло над морем, зависло, не уходило в патагонские степи, давило унынием и полумраком, ложилось на почерневшую воду у горизонта. Но снег не падал, и слезы не лились с небес: природе не хватало немного горя или злости, чтобы обрушить на испанцев скопившуюся лавину. Поманив в дальние дали, солнце обмануло, спряталось в тумане.

Усталый, не выспавшийся адмирал, с морщинками под глазами и пожелтевшими белками глаз, выходил из каюты, поднимался на ют, сверял у нактоуза маршрут, гадал, успеет ли флотилия до шторма укрыться в гавани реки Святого Креста? Или надо повернуть в океан, дрейфовать по ветру в ожидании хорошей погоды? Окасио обещал скорую встречу с Серраном, Магеллан медлил с решением.

– Мы успеем отойти от берега,  – угадал сомнения командующего Альбо.  – В удобном заливе спокойнее.

Азартного вчерашнего моряка сменил немногословный штурман. Серьезный, будто постаревший, Франсиско бросал с юта на палубу короткие четкие приказы, зорко поглядывал за правый борт, где поперек волны поднималась суша.

– Гавани здесь нет,  – доложил лоцман, хотя его не спрашивали об этом.  – Мы проползли на брюхе вдоль берега, сунули нос в каждую впадину.

– Держись на курсе!  –