Химена. Верность и долг - Мария Тереса Леон

ничего не знают о тебе, Химена. Там, вдали, остались высокие башни, алые в ослепительном свете, какой не разливается ни над одним больше городом на земле. Валенсия, единственная твоя соперница в сердце Сида, Химена… Ты расстаёшься с ней сейчас с тоскою, но без гнева. Мир постепенно опускается на душу твою, Химена. Всё заключилось, нечем больше терзаться. И когда ты вернёшься в монастырь Карденья, ты не будешь уже зажигать светильник у створчатого окна, ожидая, когда же вернётся Родриго, ибо Родриго Диас вернулся.

И вдруг Химена оборачивается, словно вырванная из своих мыслей. Что́ происходит там, в покинутом городе? Почему эта чёрная туча вдруг окутала башни и мечети? Разве свирепые альморавиды, жители пустынь, уже вступили в Валенсию?

Город горит. Тяжёлые столбы огня ползут в светлое утреннее небо, черня его дымной завесой. Химена, опустив поводья, вручает себя бегу своей белой лошадки и чувствует, как по лицу её сползает единственная не пролитая ещё слеза.

Не пришлось ликовать Юсуфу.

Валенсия Сида больше не существует. Она горит.

«Но ещё живы пышнолистые сады города сего…» Старик Бен Гаир, бывший когда-то королём Мурсии, пишет свои хроники. «Эмир мусульман приложит все силы свои, чтоб отстроить город Валенсию, и будет она столь же нарядна и прекрасна, как ранее, а по ночам снова наденет своё жемчужное ожерелье из звёзд».

ГЛАВА IX

Знаете вы, что иссякли во мне уже силы…

Пока жива была последняя из верных прислужниц, две старые женщины стерегли гробницу Сида в Карденье. Тогда были ещё живы разговоры о прошлом. Женщины сидели подолгу, беседуя, на камнях, где когда-то резвились Сидовы дети, в храме, в монастырской кухне. Химена никогда не пожелала спуститься в город Бургос. Зачем? Новости и так нас найдут… Король умер. Сгорел в один год, после смерти сына, как Родриго. История сравняла изгнавшего и изгнанника. Сын Альфонсо погиб в битве при Уклесе, как сын Сида в битве при Консуэгре… Дон Диегито, дон Санчо… Дон Санчо был так молод, всего шестнадцать лет, и так красив, говорят, — глаза как у матери, мавританки. Сыновья тоже сравнялись судьбой. Только на год пережил Альфонсо сына. Он умер оттого, что глазам его беспрестанно являлся образ сына, закрытого щитом верного Гарсии Ордоньеса, пронзённого мавританскими копьями. Сын мавританки Заиды… Епископ дон Иеронимо давно уж распрощался и уехал в Саламанку. Альвар Фаньес, потеряв все свои завоевания — Куэнку, Сориту, — всё ещё храбрый рыцарь, только уже старый храбрый рыцарь. Нуньо Густиос всё живёт здесь, в Карденье. Иногда Химена вспоминает девочек: донья Соль, вышедшая замуж за графа Рамона Беренгера, уже умерла, а внучат Химена никогда не видела. Эльвира теперь хозяйка большого дома. Ей некогда навещать мать. Времена тяжёлые, королевство Наварра требует неусыпной заботы. Когда Химена думает о дочерях, она вспоминает только двух маленьких девочек на коленях у нянек. Химена теперь больше всего любит беседовать со своим родственником Нуньо Густиосом о старых временах. «Помните, как Альвар Фаньес приехал сюда с тридцатью чёрными конями в сёдлах, со шпагами на луке, которых Сид посылал в дар королю Альфонсо? А помните, сколько серебра прислал Сид доброму аббату в благодарность за заботы о своей семье? Помните, как Родриго сражался за меня, пленницу бургосского замка?»

Химена стала как-то ниже ростом в своём старческом платье. Небо Кастилии всё так же ясно, но Химена плохо видит его, какая-то пелена застилает ей глаза. Стада по-прежнему возвращаются с дальних пастбищ, но их снежная белизна и милое блеяние наводят теперь грусть на душу Химены. Поварята запели как-то раз песню о добром вассале, но Химена запретила — зачем, когда все уже умерли? Кастилия всё ещё сражалась. Но не было больше Родриго. И этого имени больше не было — никто не решался носить его теперь, когда Сид умер. Испания раздиралась, как и прежде, братоубийственной войной, не заботясь о том, что семя реконкисты будет веками гнить в испанской земле. Но жизнь Химены, уже не умеющей следить за всеми изменениями истории, медленно угасала, обращённая в прошлое. Смены королей и королев мало её огорчали. Единственное, что её огорчило, была смерть коня Бабиеки. Ещё один друг покинул её. Она велела зарыть коня у входа в храм, возмутив молоденьких монахов, не понимающих, что лошади тоже могут занимать своё место в истории, и отметила могилу Бабиеки большим камнем, думая, что Воителю, спящему в храме, будет приятно в день воскресения из мёртвых найти своего коня тут же неподалёку.

«Знаете вы, что иссякли во мне уже силы…» Портретов с Химены не снимали. Только имя останется от неё. Но оно будет сиять, это имя.

ГЛАВА X

Горестно плача глазами своими…

— Кто эта старая женщина?

— Откуда мне знать всех старых женщин, которые помогают нищим, чтоб попасть на небо?

— Ты, сдаётся, за ответом в карман не полезешь.

— А ты за вопросом.

— Я издалёка.

— А я здесь и живу, в Карденье, здесь между бедняками хлеб делят.

— А я зарабатываю хлеб песнями. Мне рассказывают про старые дела, а я перелагаю их в стихи и кладу на музыку.

— Не люблю хугляров, нищие лучше. Я собираюсь в паломничество к гробнице апостола Сантьяго, а потом стану монахом.

— А я пою. Мы все поём — ещё дед пел. И все получаем в наследство лютню и виуэлу. Нанизывай слово за слово, строчку за строчкой, сочиняй, повторяй, разукрашивай, подбирай, что слыхал от других — и песня готова. В каком дворе, на какой городской площади, на каком базаре в Леоне, Бургосе или Толедо вспомнят о подвигах храбрецов, если я не буду петь о них? Все слушают меня, раскрыв рты. Я беру рассказ про какой-нибудь подвиг, крою, сшиваю, переворачиваю — и рыцари мне платят за то, чтоб их имя и храбрая их жизнь стали известны людям, слушающим меня по большим дорогам.

— Ты слыхал что-нибудь про Сида?

— Слыхал. Как-то ночью. У ворот Валенсии. Ну и дождик был тогда! Много уж лет прошло. Могу побиться об заклад, что сегодня из всей Кастилии только ты да я о нём вспоминаем.

— Пойдёшь в Бургос?

— Пойду в Мединасели. Там у меня сыновья.

— А как зовут-то тебя?

— Перо Абад.

— Смотри, та старая женщина входит в храм. Подойдём попросим у неё подаяния.

Две руки смиренно протянулись навстречу старой женщине, взглянувшей на них, не подозревая, что в нищей суме лежит перо, которое в недалёком