Дочери служанки - Сонсолес Онега

– Это капитан? – простодушно спросил Сельсо.

– Да нет же, нет! – засмеялся Бальбино. – Это наш маркиз! Дон Антонио Лопес, основатель Трансатлантической компании и маркиз де Комильяс. Выдающийся предприниматель. Умнейший человек, – сказал он высокопарно. – Он очень гордится этим кораблем. И не меньше тем, что достиг всего этого ценой больших усилий и труда! Ты что-нибудь знаешь о нем?

– Сожалею, но не знаю ничего, – смущенно ответил Сельсо.

– Ну так я тебе расскажу про его жизнь, у него каждая копейка была на счету, с тех пор как он приехал на Кубу торговать одеждой.

Сельсо хотелось, чтобы Бальбино побольше рассказал о маркизе, ему хотелось, слушая подобные истории, помечтать о себе. Поскольку он знал мало, то начал с того, что вообразил себя маркизом. Маркизом де Комильяс. После чего представил себе, что у него есть дворец, как в Собрельяно, а также шахты и железные дороги.

Бальбино взял его за локоть, перед тем как открыть дверь в машинное отделение. Сельсо захлестнул сильный жар.

– Новый кочегар! – объявил Бальбино.

Человек с черными от угля руками – он представился именем Мануэль Пас – подошел к ним, чтобы встретить.

– Добро пожаловать, парень! Давай, привыкай! – добавил он, имея в виду раскаленный воздух.

Сельсо и не собирался жаловаться, он и так понял, что ему придется сжиться со страшной жарой и грязными от угля руками, как у остальных рабочих.

– Команду к отплытию не отменили? – спросил Мануэль Пас у Бальбино.

– Наоборот, капитан только что подтвердил: выходим в час дня.

– Тогда нельзя терять времени! – сказал он.

Бальбино попрощался с Сельсо, обвел взглядом всех этих мужчин – грязных, потных и бритоголовых – и пожелал им благополучного пути.

Все ответили в унисон: «Да будет так, матрос Бальбино», – и вернулись к своим делам.

– Вон тех двоих, – сказал Мануэль Пас, – зовут Антонио Муньос и Франсиско Бланко. Мы его зовем Пакито[51]. Остальные – плотники: Хосе, Эдуардо, Хуан Лихо, Маноло, Кольясо и Хулио.

Кочегары, их помощники и новый член экипажа начали кидать уголь в топку, чтобы насытить брюхо котла «Санта-Исабель».

Сельсо улыбнулся, увидев сквозь люк черные тучи на горизонте, и перекрестился, прежде чем углубиться в работу в машинном отделении, из которого он сможет выйти только раз, посреди ночи.

В первые часы пути «Санта-Исабель» преодолела устья рек, оставив позади Ла Корунью и ее размытый тучами силуэт.

В ресторане первого класса официанты предлагали обед по случаю Нового года: суп из каштанов и ростбиф в малиновом сиропе. На подносы с десертами было страшно смотреть: тысячелистник со сливками, батончики с кремом, тартинки с лимоном, меренги. Сеньоры старались себя сдерживать. Завтрак тоже был весьма обильным, а перед отплытием еще был предложен горячий шоколад и сдобные булочки с сахарной пудрой.

– В меня уже не влезет даже кофе! – сказала сеньора Маргарита, когда Ортега, официант из Медины Сидонии, предложил ей что-нибудь заказать.

– Не обижайте меня, прошу вас, – ответил Ортега с андалузским акцентом.

– Но я вовсе тебя не обижаю, сынок! Просто я не в состоянии съесть что-либо еще.

– Что ж, как пожелаете.

– Я пойду в каюту, от сегодняшней влажности ноют кости, – пожаловалась сеньора, отодвигая кофейник.

– Да, кажется, похолодало. Оденьтесь потеплее, смотрите, не простудитесь, – сказал официант и продолжил заниматься своим делом.

Сеньора Маргарита направлялась в Кадис, к своим трем дочерям. Она поднялась на борт в Пасахесе и еще не успела завести дружбу ни с кем из супружеских пар своего класса, так что официанты обычно подыскивали ей соседей по столику, чтобы ей было с кем поговорить, кроме себя самой. Она любому рассказывала поэму своей жизни и перечисляла количество подарков, которые везла в четырех чемоданах. Разборную электрическую железную дорогу для самого младшего внука, кожаное пальто из Сибири, присланное из Барселоны, книги и ювелирные украшения.

– Что до драгоценностей, – говорили ей, – не рассказывайте о них. Не искушайте дьявола.

Но сеньора Маргарита никого не слушала и продолжала свое. Это была красивая женщина с белыми волосами, которые она убирала в узел, чтобы все видели бриллианты у нее в ушах. Она путешествовала в одной из самых лучших кают.

Погода и в самом деле выдалась неустойчивая, так что сеньора Маргарита и прочие с таким же самочувствием, как у нее, решили отдохнуть и укрыться от холода в каютах.

Мужчины перешли в курительный салон, где потягивали коньяк и беседовали о судьбах Испании, об Эдуардо Дато[52], о короле Альфонсе. Десятилетие, начавшееся в 1920 году, было для них настоящим началом века, чем-то вроде запоздалого прибытия на станцию назначения или наступления поздней весны. Они чувствовали, пройдя через экономический кризис, Великую войну, эпидемию гриппа и потерю колоний, оставившую в них горький привкус, что наконец наступает порядок.

Как только прошли Ла Корунью, капитан сообщил экипажу, что ветер юго-западный и что они идут прямо по курсу. Дон Эстебан Гарсиа Муньис, астуриец из Хихона, был настоящий морской волк. Он занимался своей профессией с пятнадцати лет. Это был человек со стальными нервами, и никто никогда не видел, чтобы он вышел из себя, и если он позволял себе какую-то слабость, то это были воспоминания о его официальных наградах, таких как Орден Благотворительности[53], или крест Морских Заслуг[54], или несколько медалей за спасение утопающих в результате кораблекрушения, одну из которых он получил за свои результаты по плаванию в бухте у Сантандера.

Они шли по намеченному пути, плавание продолжалось, однако незадолго до ужина дон Эстебан приказал своим офицерам и помощникам уменьшить скорость. Все четверо выполнили приказ, убежденные, что ситуация под контролем, но, когда они шли на уровне Финистерре, поднялся шторм, и дон Эстебан, умеющий прощать чужие ошибки и редко отдававший приказы, которые могут обеспокоить пассажиров первого класса, сам пошел на их палубу.

– Сеньоры, мы идем в сплошном тумане. Мы придерживаемся берега.

Пассажирам передалось беспокойство капитана. Официанты, знавшие, что дон Эстебан зря приказов не отдает, стали убирать со столов.

– Займите свои каюты. Здесь никого быть не должно, – твердо произнес он.

Официанты предложили ужин капитану, но дон Эстебан сказал, что не голоден и что предпочел бы стоять на якоре в Вильягарсиа.

Все пассажиры заперлись в каютах, напуганные штормом, и молились, чтобы он поскорее стих. Через несколько минут закрылись рестораны, а в гостиных опустили занавеси, чтобы свет не отражался на поверхности волн.

На капитанском мостике дон Гарсиа Муньис, оставшись наедине с самыми близкими помощниками, доверительно сообщил им, что обеспокоен ходом судна: это