Будь что будет - Жан-Мишель Генассия

– Нет, все хорошо, немного устала, наверное.

– Мы все вымотались, зато результаты у нас отличные, скоро вернемся к нормальной жизни. Кажется, я еще не рассказывал вам историю про радий и тяжелую воду, которую мы используем. Фантастическая авантюра, достойная шпионского фильма. Так вот, эта тяжелая вода поступает из Норвегии, единственной страны, которая производила ее до войны. Немцы были готовы на все, чтобы ее заполучить, но директор норвежского завода оказался антифашистом и решил передать воду французам. Двадцать баррелей, около двухсот кило, отправляются самолетом в Эдинбург, где находят пристанище в гостиной консульства, затем оказываются в Лондоне и наконец прибывают в Париж, где их получает Жолио-Кюри и отвозит на хранение в Коллеж де Франс. Несколько дней спустя немцы захватывают Норвегию, а потом Францию. Радий в свинцовом контейнере и тяжелую воду прячут в подвалах Банка Франции в Клермон-Ферране. Если нацисты ею завладеют, у них будет все для бомбы, так что из-за немецкого наступления приходится искать более надежный тайник – выбирают подземную камеру тюрьмы в Рьоме, но тут объявляется перемирие. Перед уходом в отставку министр вооружения Рауль Дотри принимает решение эвакуировать груз в Англию, Жолио отказывается уезжать, он не хочет бросать свою жену Ирен, больную туберкулезом. В самый разгар этой беды Коварский, наш бывший директор, отбывает вместе с грузом на пароходе из порта Бордо, чудом избежав встречи с жуткими немецкими подлодками. Во время войны тяжелая вода и радий хранились в подвалах библиотеки Виндзорского замка, затем их перевезли в Монреаль, а после войны вернули нам; с этим нестабильным ураном, блуждающим радием и тяжелой водой-путешественницей мы и начали в сорок восьмом году строить реактор. Добавлю, что наш запас урана, восемь тонн, был спрятан в Клермоне, а затем – недалеко от Касабланки, на дне фосфатного рудника. Во время войны немецкие спецслужбы всеми способами пытались выяснить, где находятся эти компоненты, и самое удивительное, что так ничего и не узнали, тайну охраняли тщательно – только представьте, что случилось бы, если бы немцы ею завладели. Мы бы здесь сегодня не болтали.

В следующую субботу Арлена дожидалась очереди в приемной доктора Руае; тот принял ее в кабинете, сияя широкой улыбкой, У меня хорошая новость, тест положительный, вы беременны. Арлена рухнула на стул с убитым видом, посидела, прикрыв глаза, Похоже, вас это не порадовало, продолжил врач.

– Это катастрофа.

– Я вижу. А отец?

– Нет никакого отца, то есть я не могу на него рассчитывать. Никоим образом. А главное, я на стажировке в лаборатории и с ребенком не смогу там остаться.

– Почему?

– Потому что я должна быть всегда наготове, действовать быстро, иметь возможность оставаться во внеурочные часы или работать по воскресеньям. Кто будет сидеть с ребенком? Я совсем одна. Как быть в таком случае? Дневных яслей нет, вечерних нянь тоже. Я первая женщина, которую они взяли в эту лабораторию, я борюсь каждый день, чтобы меня приняли, что я буду делать, когда он заболеет или пойдет в школу? Зачем заводить детей, если не можешь о них заботиться? Я получила прекрасную работу и не хочу ее потерять. Мне двадцать два, и мне совсем не до ребенка. Уж точно не сейчас.

Арлена умолкла, прикрыла глаза, стараясь успокоиться, глубоко вздохнула и пристально посмотрела на доктора Руае – бесконечно долгое тягостное молчание, Мадемуазель, не знаю, о чем вы думаете, но на меня можете не рассчитывать.

– Помогите мне.

– Я врач, я должен заботиться о вашем здоровье. И только так я могу вам помочь.

– Прошу вас.

– Я не хочу оказаться в тюрьме. За анализы и консультацию с вас пятьдесят франков.

Арлена составила список тех, кто мог бы ей помочь, что не заняло много времени. Пьер? Исключено, о нем она и слышать не хочет. Расстались – значит расстались. Осколки собирать ни к чему. В Городке она наблюдала злоключения нескольких подруг – те блуждали в том же тумане, варианты решений были только плохими, они все знали, что в этой паршивой лотерее есть лишь одинокие проигравшие. В такие моменты каждый сам за себя, и тем хуже для залетевших дурех, надо было раньше думать. И предохраняться.

Страх проникал повсюду. Жестокое наказание и позор ждали тех, кто хотел избавиться от своих тягот, не так давно на гильотине казнили абортистку, каждый месяц арестовывали посредниц, акушерок и врачей за нарушение закона от 1920 года[47], и в каждом деле суды были одинаково суровы, выносили максимально тяжелые приговоры, нагнетая страх и создавая образ непростительного греха, что отталкивало тех женщин и мужчин, которые были бы готовы противостоять несправедливости. Арлена столкнулась с неразрешимой дилеммой: рискнуть своей жизнью, а то и свободой или же оставить ребенка и потерять работу. Вивиан вряд ли поможет, решила она; единственным человеком, с которым можно заговорить на эту тему, была Ирен, но отношения с матерью стали напряженными с тех пор, как Арлена уехала из дома, – они виделись лишь раз в месяц на воскресном обеде, посвященном встрече разлученных сестер.

Одетта покинула отчий дом больше года назад. Вопреки ожиданиям Ирен убедила дочь сойтись с Жаком, долговязым парнем, рыжим и лохматым, который помогал отцу-сыровару на рынках восточного Парижа. Одетта удивила всех: из любительницы поспать, признанной лентяйки, которая с большим скрипом помогает по хозяйству, горячей сторонницы экономии сил она превратилась в прилежную торговку яйцами и молочными продуктами и радовалась жизни, хотя шесть дней в неделю ей приходилось вставать на заре, загружать фургон, в любую погоду распаковывать товар, четыре часа подряд с улыбкой обслуживать клиентов, после чего загружать все обратно. Она могла часами рассказывать о сотне сортов сыра, которыми торговала, об их вкусе, провинции и фермерах-производителях. Записалась в автошколу, чтобы получить права, – они с Жаком собрались через три года, когда накопят денег, начать собственное дело и выкупить места на рынке у коллеги из Клиши, который собирался уйти на покой, – судя по всему, масло и грюйер приносили прибыль. Одетта нашла свой путь и теперь была благодарна за то, что мать выгнала ее, когда она встретила человека, который ей понравился, со словами, Вот что, дочка, лучше испытай своего ухажера, прежде чем он наденет тебе кольцо на палец, – по крайней мере, потом не будет неприятных сюрпризов, – поживи со своим Жаком общим хозяйством, а если он тебе и вправду понравится, через годик-другой выйдешь за него без страха. Ирен не