Русская кампания Наполеона: последний акт (декабрь 1812 г. – январь 1813 г.) - Владимир Николаевич Земцов

Бальтазар дважды – 23 и 24 января – имел длительные беседы с маршалом Ожеро. Герцог Кастильоне, по мнению майора, «смотрит на ситуацию хладнокровно» и «не злоупотребляет тем, чтобы чересчур критически представлять ситуацию». Более того, маршал и Сен-Марсан убеждены в лояльности прусского короля к Франции и «воспринимают его слова без каких-либо сомнений». Что же касается попытки со стороны Ожеро добиться выплаты Пруссией Франции тех сумм, которые она должна выплатить, то пруссаки уверяют, что это невозможно, ибо страна разорена. Не менее важный вопрос – позиция Австрии, поведение которой «важно для европейского баланса». Однако очевидно, что Шварценберг отступает в Галицию, в то время как генерал Рейнье, в свою очередь, с саксонцами и остатками дивизии Дюрютта отступает на Позен. Хотя 18 января он был еще в Варшаве, однако «и Понятовский, и первые польские фамилии уже готовы к предстоящему отъезду».

Затем Бальтазар вновь возвратился к вопросу о состоянии армии. «Гвардия полностью потеряла свою репутацию», – заявил он. Принц Экмюльский «ужасно упал во мнении», в то же время маршал Ней воспринимается «как герой тяжелейшего отступления». О вице-короле и короле Неаполитанском отзываются как о людях, не теряющих присутствия духа, особенно в отношении первого из них, отмечая его хладнокровие. Но армия в целом значительно уменьшилась в численности, а дух ее упал. Дезорганизация добралась до всех рангов. Наконец, князь Ваграмский (Бертье) очень болен, и непонятно, сможет ли он продолжать службу. В конце письма Бальтазар сообщил, что собирается осмотреть Шпандау, а затем «с одним из генералов» поедет в Штеттин, Кюстрин и далее в Глогау[1292].

Полагаем, что майор Бальтазар представил достаточно точную картину сложившейся ситуации. К этому стоит добавить, что Ожеро, несмотря на все свое, по словам Бальтазара, хладнокровие, все же не мог не видеть, как катастрофически быстро ухудшается отношение пруссаков к Франции и ее солдатам. Отправляя 24 января Кларку рапорт генерала Бурсье о ситуации в главном кавалерийском депо, располагавшемся в Берлине, маршал отметил, что оно заполнено кавалеристами разных частей, находящимися без командиров. Такая ситуация вызывает беспокойство в Берлине, и он, Ожеро, хочет перенести это депо в другие казармы, подальше от города[1293].

24 января граф Латур, штабной полковник в штабе Шварценберг, по приказу своего шефа подготовил письмо генералу Рейнье, в котором охарактеризовал предполагаемые намерения русских. Накануне (21-го) с целью не допустить напрасного кровопролития между авангардом русских и арьергардом австрийцев Шварценберг отправил его в Ломжу к русскому генералу И. В. Васильчикову[1294], а оттуда, как можно понять, он переместился в расположение войск Остен-Сакена. По мнению Латура, как он доложил Шварценбергу войска Милорадовича и Сакена намерены атаковать Варшаву, и великое герцогство окажется в трудной ситуации. Тем временем Витгенштейн блокирует Данциг, а Тормасов и Дохтуров двинутся на Торн, а возможно, также и на Плоцк и Варшаву. Общие силы русских, по словам Латура, составляют 180 тыс. человек[1295].

Таким образом, к 24 января становилась все более очевидной возможность сдачи Варшавы, а вместе с этим и всех еще остававшихся в руках Великой армии пунктов на средней Висле – Торна и Модлина, и Главной квартире Богарне не оставалось ничего другого, как оставить Позен и передвинуться на Одер.

К 24 января информация, доставленная Латуром, стала известна и Рейнье. Командир VII корпуса, сам реалистично оценивавший ситуацию как чрезвычайно опасную, теперь еще более уверился в том, что «великое герцогство в трудной ситуации», поскольку корпуса Сакена и Милорадовича, по всей видимости, атакуют Варшаву[1296].

25 января Рейнье, покинув Варшаву и оказавшись возле передовых частей своего корпуса в Окуневе (к востоку от Варшавы и Праги), отправил Богарне еще одно послание, в котором снова изложил данные о неприятеле, полученные от Шварценберга через Латура[1297].

Возвратившись из Окунева в Варшаву в тот же день (мы предполагаем именно такой порядок передвижений Рейнье и такую последовательность подготовки им писем), он пишет письмо на имя Бертье. Рейнье подтверждает мнение Шварценберга в отношении намерений русских обойти левый фланг Австрийского корпуса, двинув значительные силы от Вилленберга, и пересечь Вислу между Модлином и Торном. Это обстоятельство предопределяет и характер действий Саксонского корпуса, который обречен на отступление и поиск нового района для кантонирования[1298].

Генерал Дютайи, французский военный губернатор в Варшаве, все еще пытавшийся сосредоточить в столице великого герцогства как можно больше продовольственных ресурсов, вместе с тем в отчаянии писал 25 января Рейнье (?), что у него нет никаких приказов и инструкций на предмет возможных действий и что в городе нет хотя бы какого-то французского гарнизона[1299].

К тому же дню относится и послание Бюлова Монтиону Находясь в Нойштеттине и обосновывая свое намерение не допустить столкновения собственного контингента с русскими и отойти к Кольбергу Бюлов последовательно изложил аргументы в пользу такого решения. Он сообщил, что, во-первых, под его командованием находятся 8 батальонов линейной пехоты и все они из состава «новых войск»; во-вторых, у него фактически нет кавалерии, за исключением 300 всадников, и это, по сути, исключает возможность успешных рекогносцировок и получения достоверных сведений о противнике; в-третьих, с генералом Л. Борстелем, командующим прусскими войсками в Кольберге, он мог бы установить прямую связь через Бельгард[1300] (Belgard); в-четвертых, фактическое отсутствие кавалерии препятствует установлению связи с гарнизоном Данцига, тем более что, по его сведениям, эта местность блокирована 85 тыс. неприятельской пехоты и 8 тыс. кавалерии; в-пятых, с имеющимся числом кавалерии невозможно «обозревать» фронт в 60 лье и невозможно решиться встретиться лицом к лицу со значительно превосходящей кавалерией неприятеля. В целом Бюлов подводил к выводу о том, что если неприятель двинется вперед большими силами, то он, Бюлов, должен будет отойти к Кольбергу[1301].

Между тем, согласно «Журналу» ван де Лорта, 25 января состоялась встреча Шварценберга «с русским советником бароном Анштеттом [d'Anstedten] в имении Рыбянки [Rybiancki] возле Вышкува [Wiskow]». Было согласовано, что Австрийский корпус эвакуирует «варшавский департамент и отойдет, согласно конвенции, к Радому и Пётркуву [в оригинале – Patrikau] – вплоть до Кракова, где и будет кантонировать между Пилицей и Вислой у Сандомира, наконец, что движение будет завершено к концу февраля месяца»[1302].

В Главном штабе Великой армии об этой встрече узнают, по-видимому, позже[1303]. Вечером 25 января (явных указаний на то, что письмо написано именно вечером этого дня, не имеется; однако по косвенным моментам мы склонны отнести послание к позднему часу