Прекрасные маленькие глупышки - Оливия Хоррокс

на груди и выжидающе посмотрела на родителей: мама, заламывая пальцы, взволнованно поглядывала на отца; у него же в душе, очевидно, шла борьба, но он упрямо молчал. Чарльз любовался своим отражением в зеркале, висящем над камином, приглаживал светлые волосы, вытирал платком блестящий лоб. Вид его вызывал во мне глубокое отвращение. Нет, я никогда не выйду замуж за этого человека.

И вдруг через открытую дверь я заметила в холле знакомую фигуру. Генри Тремейн! Вот уж кого я меньше всего ожидала увидеть! Он вошел в гостиную со слегка смущенным видом, держа шляпу в руках, и обвел нас взглядом. Должно быть, мы представляли собой довольно странную картину: мое лицо было залито слезами, мама прикрывала глаза платком, отец смиренно потупил взор, а Чарльз — будто верховный судья — вершил наши судьбы в доме, который ему не принадлежал.

— Простите за вторжение, — Генри слегка поклонился, обменялся рукопожатиями с моим отцом и протянул руку Чарльзу. — Генри Тремейн. Рад с вами познакомиться.

— Полагаю, тот самый достопочтенный Генри Тремейн, который запечатлен на фотографии рядом с моей пьяной невестой на пороге «Клуба молокососов»? — осведомился Чарльз. Генри его явно не впечатлил, и он не подал ему руки.

Генри подобрался и приосанился. Очертания его мускулистого тела проступали под костюмом превосходного покроя, и он выглядел не менее внушительно, чем Чарльз.

— У меня нет времени читать сплетни в таблоидах. И, боюсь, я не знаю вашу невесту. Но я действительно Генри Тремейн.

— Он имеет в виду меня, — спокойно объяснила я.

Генри мрачно посмотрел на меня, и я ответила ему выразительным взглядом, пытаясь как-то донести до него суть происходящего. И зачем только я скрывала правду? Ведь ему неизвестно, что я в ловушке, что меня насильно выдают замуж. Рот его плотно сжался в узкую линию, он чуть заметно кивнул мне и обратился к моим родителям:

— По-видимому, тут какая-то ошибка.

— Это уже и так ясно, — вздохнул папа.

— Сэр, простите, что усугубляю неприятную ситуацию, но я должен кое-что прояснить насчет упомянутой фотографии. Видите ли, в тот день я попросил руки у вашей дочери, и мы отмечали это событие в клубе.

У меня отвисла челюсть, и в комнате воцарилась мертвая тишина. Генри продолжил:

— Я понимаю, что сперва мне следовало испросить разрешения у вас, мистер Грэхем, но я человек страстный, и эмоции возобладали надо мной. — Он произнес это совершенно серьезным тоном, склонив белокурую голову к шляпе, которую терзал в руках. Я пыталась поймать его взгляд, но Генри на меня не смотрел.

— А теперь послушайте меня, мистер Тремейн, — перебил Чарльз. — Мне жаль, что приходится сообщать вам плохие новости, но Элизабет обещана мне. Так что вы опоздали со своим предложением.

Генри безмятежно улыбнулся, ничуть не обескураженный словами Чарльза.

— Полагаю, вы мистер Бонэм? — учтиво спросил он, и Чарльз кивнул. — Боюсь, что мне тоже придется сообщить вам плохие новости. Я не намерен уступать мисс Грэхем без борьбы. — Он снова повернулся к моим родителям. — Я понимаю, что ситуация сложная, поскольку вы уже пообещали вашу дочь мистеру Бонэму. Но я надеюсь, что вы не встанете на пути у истинной любви. Брак со мной сделает ее членом знатной семьи Тремейн. Я уверен, что вы слышали о моих родителях, графе и графине Тревеллас? Элизабет будет жить в почете и в достатке в нашем поместье.

— В достатке? — фыркнул Чарльз. — Ходят слухи, что у Тремейнов нет и двух пенсов за душой. Артур, не позволяйте этому человеку обманывать вас.

Мускул на щеке Генри дернулся, и этим он напомнил мне своего брата. Наверное, впервые я заметила какое-то сходство между ними. По-видимому, Чарльз все-таки задел его.

— Мой старший брат, восьмой виконт Тревеллас, собирается жениться на наследнице Бродвиков, — с гордостью сообщил Генри, и я ощутила в груди болезненный спазм, снова вспомнив об этом. — И все инсинуации относительно собственности Тремейнов, несомненно, прекратятся, когда две наши семьи объединят свои капиталы. Мистер Бонэм, я надеялся, что это будет честная борьба. Но если вам угодно попытаться запятнать мою репутацию, то и я задам вам один вопрос. Известно ли Грэхемам о ваших крупных карточных долгах?

— Ч-что? — переспросил, заикаясь, Чарльз. Его синие глаза округлились, и с него наконец-то слетела маска одержавшего победу завоевателя.

— Вы это отрицаете? — Генри приподнял бровь.

— Чарльз, это правда? — удивленно спросил мой отец.

— У меня есть… небольшой долг. Так, незначительная сумма, уверяю вас! — Чарльз старался разрядить обстановку, однако по выражению папиного лица я поняла, что его уважение к Чарльзу сильно поколебалось.

— Я не назвал бы триста фунтов незначительной суммой, Чарльз, — с самодовольной улыбкой возразил Генри. — Полагаю, именно поэтому вы отказываетесь содержать своего незаконнорожденного ребенка?

— Артур! — вскрикнула мама. Казалось, она вот-вот упадет в обморок, но я уже еле сдерживалась от смеха.

— Чарльз, что все это значит? — взревел отец. — Это правда? Карточные долги? Незаконнорожденный ребенок?

— На самом деле все не так плохо! — принялся оправдываться Чарльз, осознавший, что его влияние на моего отца практически утрачено. — Да, я совершил несколько ошибок. Но если мы с Элизабет поженимся, то я смогу привлечь новых инвесторов. Этим людям важно увидеть, что я надежный бизнесмен и семьянин. Они не дадут мне ни пенни, пока я не женюсь. Как только это произойдет, я получу деньги. Артур, обещаю, что позабочусь о вашей дочери. Эта сделка выгодна нам обоим.

— О да, вы видели, как хорошо он способен позаботиться обо мне! — Я продемонстрировала запястье, на котором краснели отметины от пальцев Чарльза.

Папа свирепо смотрел на Чарльза, его стальные глаза полыхали яростью.

— Убирайтесь, — тихо произнес он.

— Артур, это просто безумие… — попытался возразить Чарльз с жалкой улыбкой. — Вы ничего не знаете об этом парне, Тремейне. И у нас с вами был уговор…

— Во-о-он! — завопил мой отец, и Чарльз отшатнулся от него. Отец грубо схватил его за руку и потащил из гостиной в холл. — Как вы посмели сделать посмешище из моей семьи, опозорить мою дочь? Вы негодяй!

Он рывком распахнул входную дверь и вышвырнул Чарльза из коттеджа. Я ринулась к кухонному окну, чтобы полюбоваться на то, как Чарльз, поджав хвост, удирал по садовой дорожке, оглядываясь через плечо. Удостоверившись, что он действительно ушел, я вернулась в гостиную, где Генри беседовал с моими родителями.

— Конечно, она должна остаться в Корнуолле, — говорил он. — Предстоит очень много дел, и надо, чтобы Элизабет находилась рядом. Тогда все будет легче.

Мои родители кивали, ошеломленные и завороженные картиной, которую он рисовал.

— Хорошо. Я рад, что все улажено, — заключил Генри, осматривая шляпу, которую все еще держал в руках.

— Элизабет, — обратилась мама, заметив