Прекрасные маленькие глупышки - Оливия Хоррокс

Я открыла книгу на первой странице, и из нее выпал чек.

— Что это? — спросила я растерянно.

— Это чек. — Он явно волновался. — Этого должно хватить на жизнь в следующем году и даже на аренду студии… своей комнаты.

— Я полагала, ты достаточно хорошо уже знаешь меня, чтобы понять: я никогда не приму это. — Мне все еще не верилось в происходящее.

— Почему? — Он нахмурился. — Разве это не то, чего ты хотела? Свобода делать все, что пожелаешь.

— Я хочу заработать эту свободу, — твердо заявила я. — И я не объект благотворительности, который помог бы тебе избавиться от чувства вины, Александр.

— Я никогда так о тебе не думал! — возразил он, вскинув руки и проведя ладонями по волосам. — Господи, Берди, как только мне кажется, что я начинаю тебя понимать, ты снова ставишь меня в тупик… Я хотел сделать что-нибудь хорошее для тебя. Теперь тебе не придется беспокоиться о стипендиях и конкурсах, и ты прекратишь нести вздор о возвращении домой. Это возможность сосредоточиться на живописи и остаться здесь. — Он глубоко вздохнул, опустил глаза и тихо произнес: — Я не хочу потерять тебя, Берди. Я не могу потерять тебя.

— Я не твоя, так что ты не можешь меня потерять! — воскликнула я, с трудом сдерживая слезы. — Больше не твоя… Я ошибочно полагала, что сумею когда-нибудь вписаться в твою жизнь, Александр. Черт возьми, ты считаешь, что тебе дозволено делать что угодно, не задумываясь о последствиях?

Его лицо окаменело.

— Вот уж чего я не ожидал от тебя, Берди, так это лицемерия.

— Что это значит?

— Разве ты не понимаешь, что наделала? — прорычал он, и его карие глаза потемнели почти до черноты. — Моя жизнь была распланирована задолго до твоего появления здесь. Я точно знал, чего от меня ожидают, каким я должен быть… И тут объявилась ты и все разрушила! Ты все осложнила!

— А каким ты должен быть, Александр? Ты это решил наконец? — презрительно бросила я, уперев руки в бока и с вызовом глядя на него.

Он выпрямился во весь рост, по лицу его пробежала тень, которая изменила его до неузнаваемости.

— Я лорд Александр Томас Монтегю Тремейн, восьмой виконт Тревеллас. И ты права, Берди: ты действительно не вписываешься в мою жизнь.

Итак, он в конце концов признал это. Мы оба всегда это понимали, но упорно отрицали, и теперь эта истина, произнесенная им вслух, будто оглушила меня.

— Тогда зачем ты целовал меня? — спросила я.

Александр посмотрел на меня с жалостью:

— Ты же сама сказала, что это была ошибка, мы были пьяны.

Я поняла, что эта странная игра, в которую мы играли, наконец закончилась. То же самое я обычно ощущаю, завершая картину: пьянящий туман рассеивается, и я снова способна ясно видеть. Значит, все, что было между нами, ничего не значило… Не в силах это вынести, я бросилась к двери, но Александр схватил меня за руку.

— Чего же ты все-таки хочешь, Берди? — процедил он сквозь сжатые зубы. — Тебе не нужны ни любовь, ни деньги… Ты просто получаешь удовольствие, мучая людей?

— Я хочу уйти от тебя! — крикнула я, вырвав руку, и швырнула в него книгу. — Я с самого начала знала, что ты отвратителен, и мне следовало довериться первому впечатлению. Но я позволила тебе очаровать меня, завоевать мое расположение. Все меня предупреждали, что ты сделаешь мне больно, но я все равно поддалась твоему обаянию!

Он изменился в лице и стиснул в руках отвергнутый подарок. Я развернулась на каблуках и кинулась за дверь, пока он не сказал что-нибудь еще!

Я выбежала из дома и устремилась по темной тропинке прочь. Сердце мое бешено билось в груди. Окрестности давно окутала кромешная тьма, и лишь луна освещала путь. Я не знала, куда иду, но не могла остановиться и подумать, это пугало меня. По лицу текли слезы, босые ноги ранились об острые камни, но я едва замечала боль. И наконец ступни ощутили мягкий песок — тропинка привела меня к уединенной бухте. Оглушительные звуки вечеринки остались далеко позади. Все, что я слышала, — это плеск волн, набегающих на берег, и гул крови в ушах. Я села на валун лицом к морю, прислонилась спиной к потрепанному ветрами платану. Мое дыхание начало замедляться, подстраиваясь под размеренный шум прибоя.

Вдруг за спиной послышался шорох шагов, и я резко обернулась. На краткий, душераздирающий миг во мне вспыхнула надежда, что это Александр, но это был Генри. Он шел по тропинке босиком, в закатанных до колен брюках. Заметив, что я смотрю на него, он замедлил шаг и помахал в знак приветствия.

— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — спросил Генри, усаживаясь рядом со мной.

— У тебя больше прав находиться здесь, чем у меня, — угрюмо ответила я.

Какое-то время мы молчали, наблюдая за волнением моря, затем он мягко произнес:

— Я видел, как ты вылетела из дома. Все в порядке?

— Мы с твоим братом поссорились, — сухо объяснила я, не отводя взгляда от волн. — Мне просто требовалось вырваться оттуда.

Генри с улыбкой оглянулся на дом — этот крошечный маяк на скалах.

— Не жалеешь? — усмехнулся он.

— Нет, — твердо ответила я.

— Это просто удивительно… — Он опустил глаза на сцепленные руки, затем поднял золотистую голову, чтобы видеть луну. — Никому еще не удавалось вывести Александра из себя, никому. Поверь, я годами пытался его разозлить, — добавил он с проказливой усмешкой. — Но ты с этим справилась, Берди.

— Ну что ж, мне жаль. Я не знала, что настолько невыносима, — проворчала я, обхватив колени руками и опустив на них подбородок.

— Я вовсе не это имел в виду, — возразил Генри. Он пристально посмотрел на меня, смущенно поерзал, громко вздохнул. — Мы с братом не особенно близки, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять: он очень беспокоится о тебе… Возможно, даже сильнее, чем следовало бы.

— Ты заблуждаешься, — я помотала головой. — Он не беспокоится ни о ком, кроме себя.

— Ну-ну, — Генри легонько подтолкнул меня локтем, — ты же не думаешь так на самом деле.

— Он собирается продать Эбботсвуд, — прямо заявила я, и вся веселость вмиг исчезла с лица Генри.

— Алекс продает Эбботсвуд? — переспросил он недоверчиво. — Он никогда не решился бы на это.

— Я случайно услышала, как об этом говорила Эвелин, — с горечью пояснила я. — Сразу после свадьбы они собираются продать Эбботсвуд и прекратить финансирование Сент-Агс. Это погубит всех фермеров-арендаторов, мою школу, твою семью… — Мой голос сорвался, у меня перехватило