Далайя - Абай Тынибеков

Те же, кто побывал в этом походе и пережил его, с нескрываемой гордостью поглядывали друг на друга и чаще на Далайю.

За всё время, что длился большой совет, она не проронила ни слова, внимательно наблюдая за людьми и за тем, насколько справедливо и верно происходил раздел.

Вначале Турпан оглашал своё мнение, после этого все приступали к его обсуждению.

Но то, что он предложил в самую первую очередь, было воспринято всеми молча и без возражений. Четверть скота, оружия и драгоценностей отныне принадлежала ей.

Вторая четверть распределялась между самим Турпаном, вождями и семьями всех погибших вождей, тысячниками и сотниками, ходившими в поход, в строгом соответствии с их положением.

Третьей четвертью в равной степени наделялись воины вернувшейся армии и семьи погибших в этом походе воинов.

Четвёртая четверть отдавалась вождям для равного распределения ими между семьями простых кочевников в племенах.

Недовольных либо оспаривающих принятое решение не было.

Турпан, завершая совет, обратился к Далайе с вопросами, нет ли у неё каких-либо особых своих предложений и всё ли, на её взгляд, совершено по справедливости.

– Признаюсь, я очень удивлена столь значительным даром моим спутникам и мне. Хочу просить вашего одобрения ещё на два свершения для блага всех массагетов, – она окинула сидящих взглядом и остановилась на Турпане.

– Мы готовы выслушать тебя, досточтимая Далайя, – выразил Турпан общее мнение.

Все в ожидании не сводили с неё глаз.

– Думаю, следует направить гонцов к ушедшим к тиграхаудам вождям и предложить им вернуться вместе со всеми их людьми обратно в родные степи. Четверть всего, чем вы наделили меня, я готова отдать их племенам, – она вновь окинула всех взглядом.

Люди восхищённо и одобрительно закивали, о чём-то перешёптываясь между собой.

– Вторую четверть я выделяю для поселения, которое нужно разбить здесь же и разместить в нём всех собранных в нашей степи детей-сирот, – завершила Далайя.

Восторгу присутствующих, казалось, не будет предела.

– Что скажете, братья? – подняв руку, обратился к ним Турпан.

Они замолчали.

– Мудрые решения никогда не нуждаются в обсуждении, – вдруг в воцарившейся тишине низким густым голосом произнёс сидящий рядом с ним старец.

Все были согласны.

В племенах, где в сражении с бактрийцами погибли вожди, народом были избраны другие.

Три дня длились торжества в честь удачного похода массагетов.

Принятое решение было в строгости соблюдено, и каждый человек в степи получил свою долю.

Гонцы были направлены ко всем собратьям. По кочевьям были разосланы доверенные люди.

Вскоре в селение, состоящее из двадцати пяти обычных войлочных шатров, уже начали доставляться осиротевшие дети, каждый из которых был представлен Далайе.

Вернулись на прежние свои пастбища и откочевавшие к тиграхаудам два племени. В одном из них не желавший возврата вождь куда-то бесследно исчез, а избранный взамен ему исполнил волю народа.

Жизнь в кочевьях постепенно налаживалась.

Наступала осень, предвещая суровую зиму. Теперь она была не так страшна массагетам.

* * *

Высокий курган, возведённый чуть в стороне от всех остальных, был последним пристанищем в славном пути царицы Томирис. Далайя провела возле него целый день, мысленно общаясь с ней. Вспоминая прошлое, рыдала, повествуя о настоящем, плакала. Иногда просила совета у неё, но к вечеру уже просто отдыхала в тени его основания.

Всё это время она прислушивалась к своим ощущениям и чувствам, пытаясь уловить малейшие сигналы, но их не было. В её душе никаких изменений не происходило.

Царица пока молчала. Она не гневалась, но и грусти не убавляла.

«Значит, не подошёл, не наступил ещё этот миг», – подумала Далайя.

* * *

Оставив стан верховного военного вождя Турпана, провозглашённого царём массагетов, Далайя переселилась со всеми своими людьми туда, где находились дети, расширив его ещё двумя сотнями шатров. Теперь это новое селение все так и называли – селение Далайи.

Руса с Фардасом все дни напролёт были заняты большим хозяйством. Сама же Далайя всё своё время посвящала детям, коих ближе к зиме набралось почти три сотни.

Однажды она поручила начальнику охраны подобрать для неё десять воинов, хорошо знающих местность и все кочевья, уже ставшие на зимовку.

Когда поручение было исполнено и они вошли к ней в шатёр, то среди них один молодой воин показался ей знакомым, но вспомнить его она так и не смогла.

– Когда-то в ставке царицы одну из её сотен возглавлял доблестный воин по имени Даг, – Далайя начала излагать поручение. – Его здесь нет. Но у него была семья, дети. Найдите мне их. Возьмите у Русы всё, что нужно вам для дороги, и немедля отправляйтесь в путь. Поспешности в поиске не допускайте. Всех с почтением доставьте ко мне.

Воины, склонив головы, удалились из шатра. Лишь тот самый, что показался ей знакомым, замешкался на миг. Заметив это, Далайя подошла к нему, внимательно вгляделась в лицо и спросила:

– Кто ты? Назовись.

Воин смутился, но ответил твёрдо:

– Моё имя Ремиз. Вы помогли нам в нашем пути от берегов Каспия. Нас пятеро в твоей сотне. Позволь со мной идти остальным, – он преданно и с надеждой смотрел ей в глаза. – Я помню благородного сотника Дага и многим обязан ему.

– Хорошо. Найди их. Я извещу сотника о замене. Тебя же прошу: не оплошай. Вернёшься, тогда и поговорим с тобой. А теперь ступай, – Далайя проводила его взглядом.

Тот радостно выскочил из шатра.

* * *

Долгие, однообразные зимние вечера Далайя с Русой коротали в своём шатре, сидя у жаркого очага. Зачастую с ними почти до полуночи находился и Фардас, неохотно покидавший их общество, направляясь к себе. То, что они были вместе и у них был свой отдельный кров, наполняло их неописуемой радостью и огромным счастьем. Руса любил лежать у огня, положив голову ей на колени.

Нежные прикосновения её рук к его голове, её пальцы, блуждавшие в его волосах, доставляли обоим неземное удовольствие, возбуждая каждую частичку их тел, распаляя в них кровь, переполняя ею трепетные сердца.

Они подолгу предавались ласкам, наслаждаясь друг другом, не в силах при этом насытить накопившиеся неуёмные и столь желанные страсти. Лишь на миг расставаясь в ночи, они тут же начинали скучать друг по другу, и даже во сне Руса не выпускал из своей руки её тёплую ладонь.

* * *

Зима, весьма суровая в степи и мягкая в горах, приближалась к своей середине.

В крепости почти всё было по-прежнему, лишь с небольшой новизной: Рушти иногда,