Фернандо Магеллан. Том 2 - Игорь Валерьевич Ноздрин

– Он хотел сам казнить верховного контролера Хуана де Картахену, но я не позволил,  – соврал Эстебан.

– Племянника Фонсеки?  – ужаснулся альгвасил.

– Теперь вы понимаете, какое преступление замыслил Магеллан?

– Они убили дона Картахену?

– Бросили на съедение дикарям.

– Безумцы!  – запылал гневом испанец.  – Они ответят за это!

– Магеллан умертвил назначенных королем капитанов, отдал корабли своим родственникам,  – добавил штурман, довольный произведенным эффектом.

– Я сообщу о том Совету Торговой палаты, мы найдем для вас защиту от мести Диего Барбосы.

– Благодарю вас!  – обрадовался Эстебан.

* * *

Новость стремительно разлетелась по городу, вскоре на набережной Ареналя собрались родственники и друзья моряков. Всем не терпелось узнать подробности измены португальца и о судьбе близких людей. Лодки облепили каравеллу, терлись о развалистые борта, сдирали ракушки, теснили друг друга. Капитан запретил опускать трап и принимать визитеров, но они штурмовали «Сан-Антонио». Не желая отвечать на бесчисленные вопросы и упреки, офицеры спрятались в каютах в ожидании посещения властей и вызова на следственную комиссию. Напрасно Диего Барбоса ломился в дверь, требовал свидания с Мескитой. Его не пустили в трюм, где в темной сырой комнатенке сидел Альваро. Отец Беатрис, все еще напоминавший боевого петушка, метался по палубе, наскакивал на матросов, вытягивал из них нужные сведения. Он не верил в измену зятя, надеялся на правосудие.

Предварительная обработка чиновников Касса де ла Контрасьон и личные связи Эстебана Гомеса помогли дезертирам добиться положительного результата. После допроса в старинном мавританском замке Алькосар, где располагалась Торговая палата и заседали судьи, Мескиту признали соучастником преступлений португальца, бросили в тюрьму. Он оказался в застенках за отказ выступить свидетелем на стороне бунтовщиков. На почтенного начальника севильского арсенала наложили домашний арест, он сутками томился в одиночестве в стареньком патио, где раньше цвели жасмины и разгуливал павлин. Унизительному наказанию подверглась и Беатрис. Ее заперли дома вместе с ребенком, «чтобы не сбежала в Португалию», как гласило решение севильских чиновников.

Мятежники загодя праздновали победу. Но после буйных попоек в кабаках моряки возвращались на «Сан-Антонио», попадали в руки следственной комиссии. Стражники находили путешественников в семьях и доставляли в Алькосар. Ясное дело постепенно становилось запутанным и непонятным. Офицеры, солдаты, матросы противоречили друг другу. Многие не участвовали в заговоре, втайне сочувствовали Меските, особенно приехавшие из Лиссабона португальцы. Они не скрывали правду, не защищали дворян. Из Торговой палаты от Христофора де Ορο в город просочились тревожные новости. Фактору приходилось считаться с показаниями свидетелей.

Некоторые служащие Касса де ла Контрасьон принимали активное участие в снаряжении экспедиции, в том числе доверенное лицо Магеллана – доктор Матьенсо. Оказавшись косвенно замешанными в «преступлениях» адмирала, они воспользовались противоречивыми сведениями вернувшихся моряков. Создались две противоборствующие партии. Следственная комиссия приняла соломоново решение: до возвращения капитан-генерала или одного из уцелевших кораблей посадить главных зачинщиков бунта, Херонимо Герру и Эстебана Гомеса, в тюрьму к Меските, а пока расследование прекратить.

Арест офицеров свидетельствовал об изменении общественного мнения, оно начало склоняться на сторону Мескиты. Приговор явился столь неожиданным, что Гомес не успел сбежать на родину под защиту Мануэла, хотя вряд ли король встретил бы его с распростертыми объятиями; а Герра опоздал скрыться в портовых притонах. Надежда Эстебана выйти сухим из воды, подставить под удар нотариуса не оправдалась. С Барбосы сняли домашний арест, но вызволить из застенков Мескиту он не сумел.

Пережитое семьей потрясение не прошло бесследно. В сентябре умирает наследник Магеллана – вторая смерть приходит в дом алькальда. Беатрис теряет рассудок, мечется по комнатам, превратившимся в тюрьму, пытается наложить на себя руки. В припадках безумия зовет детей, поминает мужа, брата, всех, кто здесь жил, разрабатывал план похода. С болью и отчаянием отец видит, как страдает безвинная дочь, как угасает в ней жизнь. В марте следующего года он похоронит ее в фамильном склепе в белом подвенечном платье, пахнущем цветами и залитом сладким красным вином. Мало друзей алькальда придет на похороны. Люди боялись испортить свою репутацию дружбой с родственником сомнительного португальца, исчезнувшего в бескрайних просторах холодных южных широт.

Но жила в душе старика надежда увидеть Дуарте, подрастал сын Хайме. Отряхнув прах с ног, он гордо шел через площадь к зданию арсенала, высоко вскидывал коленки и размахивал правой рукой.

Глава XXIV

Отдых на Хомонхоне

Проплыв на запад от Разбойничьих островов около двух тысяч километров, в субботу 16 марта флотилия поутру подошла к архипелагу известному сейчас под названием Филиппин. В тот день по календарю был праздник Святого Лазаря, поэтому Магеллан назвал архипелаг его именем.

Скалистые горы острова Самар поднимались из моря, запирали утесами сушу. Эскадра дрейфовала по ветру, искала место для якорной стоянки. Каменистый берег не дал ей ни единого шанса. Беспрестанно проводя замеры глубин, рискуя наскочить на рифы, караван спустился к южной оконечности Самара. У островка Сиарго, расположенного на 10 градусах и 45 минутах северной широты, моряки провели ночь. На следующий день они высадились на необитаемом Хомонхоне, чтобы в тишине и покое передохнуть от четырехмесячного перехода через океан, запастись водою и продовольствием. Магеллан боялся повторения неприятной встречи с туземцами Разбойничьих островов, увел корабли от населенных мест.

Лагерь разбили в тени тропических деревьев, рядом с ним для больных членов экспедиции растянули два шатра. Состояние команд было ужасным. Несмотря на скудные запасы провизии, сделанные во время набега на деревню и товарообмена у Разбойничьих островов, люди умирали. За последний период плавания к архипелагу Святого Лазаря спустили за борт шесть мешков с изуродованными цингою трупами. Испанцы еле держались на ногах и не оказали бы достойного сопротивления воинственным индейцам.

Моряки шатались от немощи, валились на траву, вдыхали жгучий аромат орхидей, запах сандалового дерева, жевали зеленые сочные стебли, глотали родниковую воду. Заросли бамбука подступали к лагерю, пальмовые рощи пели голосами сотен птиц, переливавшихся радужными перьями. Лес сверкал, манил таинственной восточной прелестью, навеянной рассказами бывалых моряков о богатствах Индии. Посетившие чудесную страну португальцы находили на острове знакомые цветы и деревья, собирали плоды. Сбылась заветная мечта – благодатная Азия встречала европейцев с востока, щедро разбрасывала к ногам дары, лечила больных ароматом земли. Командующий велел забить для них единственную сохранившуюся свинью, сам кормил и поил обессилевших моряков, врачевал раны.

– Мы пришли!  – плакал от радости Пигафетта, склоняясь над иссохшим приятелем и засовывая ему в рот мякоть кокосового ореха.  – Теперь все останутся живы! Ты слышишь меня, Антоний?

Священник грустно прикрывал глаза,