Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

Ужас и яма, опустошение и разорение стали нашей долей»

(Плач. 3, 38–47).

5 мая повернули на север. По подсчетам Альбо, мыс Доброй Надежды остался позади. С доброй надеждой смотрели моряки с правого борта на северо-восток, ожидали увидеть за волнами и туманом южноафриканское побережье. Земля показалась на третий день с противоположной стороны! Кормчий ошибся на 700 морских миль. Каравелла вышла к юго-восточной части континента. У команды не нашлось сил повернуть назад и спуститься на юг. С левого борта тянулись суровые песчаные холмы с редкими клочками растительности, будто созданными Господом в насмешку над умирающими от голода людьми. На корабле вспыхнул бунт.

– Хватит, наплавались! – шумели отчаявшиеся моряки.

– Идем к португальцам на Мозамбик!

– Лучше попасть в тюрьму, чем умереть с голоду!

– Будь проклят день, когда мы вышли в океан!

Элькано молча слушал разбушевавшихся моряков. Капитан понимал: никакие уговоры не вынудят полуживых людей пойти на юг.

– В Мозамбик, в Мозамбик! – гудела толпа.

– А как же клятва? – робко спрашивали некоторые.

– Нас заставили! Она недействительна!

– Через две недели некому будет кинуть трупы за борт!

– В Мозамбик на Замбези! Я там жил, там прекрасная гавань…

– Зачем рабам гавань? – кто-то усмехнулся за спинами.

– Я забыл, когда ел досыта. Нас накормят.

– Пусть будет по-вашему, – уступил командир, не чувствуя злости на крикунов. – Сначала в устье какой-нибудь реки, наловим рыбы, починим судно, переждем шторм.

– Мы согласны!

– Правильно говорит.

– На север!

– Слава капитану! Не зря голосовали за него!

– Эй, кто здесь плавал? Показывай реку!

Тишина.

– Ты ведь заходил на Замбези? – спросили португальца.

– До нее далеко, – неопределенно ответил матрос.

– Я точно помню: здесь есть реки, на севере и на юге, – сообщил второй португалец.

– Нам не надо на юг, веди к своим!

– Чего кричите?! Мимо не пройдем! Где понравится, там бросим якоря.

– Раз мы поплывем к португальцам, пусть суперкарго увеличит дневные порции риса! – потребовали моряки.

– Теперь не надо экономить.

– Вдвое!

– Нет, втрое!

– Чем больше, тем лучше!

– Нельзя увеличивать порции! – заявил капитан.

– Почему? – удивилась команда.

– Через день или два наловим рыбы, – пояснил баск. – А пока неизвестно, сколько недель будем добираться до Мозамбик.

– Прибавьте хоть немного!

– Ни грамма!

– Хорошо, потерпим еще два дня.

– Если повстречаем дикарей, добудем мясо.

– Мы повезем рис португальцам? – не понял сосед.

– Сами съедим, – пообещал капитан. – Не торопись! Иногда умирают с голоду у порога дома.

– Случалось… – поддержали в толпе.

– Лучше иметь запас, чем жевать опилки, – закончил Элькано.

Два дня каравелла поднималась на север вдоль береговой линии материка, мимо бесплодных холмов, серых каменных утесов, подводных рифов. Холод, голод, ветер, волна – изматывали людей. Хотелось скорее бросить якоря, отдохнуть, порыбачить, поохотиться. В первом устье реки, расположенной под двадцать вторым градусом южной широты, спустили паруса.

* * *

Следует сказать, что в дневнике Антонио и судовых записях Альбо, относящихся к маю 1522 года кроются противоречия. Поздние переписчики внесли в них хронологические и географические ошибки. Даты событий разнятся на полмесяца. Расположение «Большой Рыбной реки под 22 градусом на стороне южного полюса», очень далеко от южной оконечности Африки, плохо согласуется с хронологией последующих событий. Следует обратить внимание на то, что «Большая Рыбная река» оказывается совсем близко от опорной базы Португалии в Южной Африке – селении Мозамбик, основанном в 1498 году после захода Васко да Гамы в устье Замбези. Ко времени экспедиции Магеллана на реке возникло несколько португальских деревень. В Мозамбикском проливе плавало много судов. Появление «Виктории» у базы соперников не осталось бы незамеченным.

Не претендуя на истину, на основании записей ломбардийца, восстановим основные события прошедшего месяца.

* * *

Голод утолили. Запах рыбы пропитал палубу. Крупная светлая чешуя облепила доски. Всюду на ветру висели рыбины. Раздулись животы, отвыкшие от хорошей пищи. Мучаясь болями и поносами, люди ели свежее мясо, пережевывали шатающимися зубами в распухших деснах. Хуже было дело с охотой. Не хватало сил на походы, а на голых берегах дичь не водилась. Но и без нее команда выздоравливала. Покой и обильное питание затягивали язвы, лечили души, восстанавливали силы.

После короткого отдыха, занялись ремонтом корабля, ликвидировали течь, образовавшуюся при переходе через Индийский океан. Каравелла набрала воды, насквозь промокла, отчего холода становились невыносимыми, валили людей простудой. Такелаж обветшал. Паруса износились, расцвели цвелью. Многое следовало подтянуть, подправить, настроить, заменить.

Откачали воду, законопатили швы у кильсона – бруса на дне, уложенного для прочности параллельно килю. Просмолили изнутри обшивку. Отскоблили от гнили песком бочки, наполнили чистой водой. Собрали хворост, заготовили дрова.

Пока чинили каравеллу, погода улучшилась, возникла возможность выйти в море. Оправившиеся от болезней моряки меньше говорили о добровольном плене, чаще думали о своих долях в грузе, о наградах и почестях, ожидавших в Испании. Постепенно мнение переменилось, основная часть команды усомнилась в правильности решения идти на Мозамбик. Капитан с самого начала не собирался сдавать лузитанцам корабль с сорока тоннами бесценного груза. Поэтому запретил расходовать сверх меры запасы риса.

Искусство руководителя заключается не в способности заставить людей безоговорочно подчиниться, а в умении достичь конечной цели. Элькано не сомневался: отдохнувшие свободные люди не захотят рабства. Малочисленные призывы плыть к португальцам потонули в хоре голосов, готовых следовать за капитаном в Испанию, «хотя бы это стоило им жизни».

* * *

Из устья Большой Рыбной реки каравелла пошла на юг вдоль голого берега, защищенного остроконечными рифами. Чтобы избежать столкновения с камнями, взяли мористее. Сильный ветер и волна мешали движению, норовили выбросить корабль на скалы. Солнце редко выглядывало из-за облаков, не согревало вахтенных. Частые шквалы грозили разорвать паруса, повалить мачты. «Виктория» упорно пробивалась к мысу, уходила от португальских владений.

Иногда над землей поднимались тонкие струйки дыма, уносимые ветром вглубь материка. Туземцы жгли костры, готовили еду. Приблизиться к ним было нельзя. Подводные скалы надежно закрывали проход. Элькано надеялся где-нибудь по пути пополнить запасы продовольствия. Дозорные искали огни на берегу, проклинали буруны у камней, разбросанных вдоль холмов в мутной от шторма воде. Было опасно посылать лодку для переговоров с индейцами.

* * *

Через два дня океан утомился. «Виктория» прибавила ходу, пошла ровнее. Серые утесы сменили холмы. Местность становилась суровее, неприветливее. Приближался мыс, названный Бартоломеу Диашем Мысом Бурь и переименованный королем в мыс Доброй Надежды. Как его называли финикийцы, египтяне, арабы и сами африканцы, плававшие в этих водах до португальского капитана, – история не сохранила.

16 мая порывом ветра сломало фок-мачту. Порвались ванты, треснул эзельгоф, лопнули штаги, стеньга с марса-реем полетела за борт. Рангоутное