Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

Каравелла поймала ветер, двинулась к пирогам.

– Стреляйте в дикарей, убегающих к берегу! – велел капитан канонирам и солдатам. – Наши друзья уплывут в море.

Судно постепенно набирало скорость, приближалось к дерущимся туземцам.

– Хинес, возьми левее, на пирогу Руниги! – приказал альгвасил матросу у румпеля. – Ганс, у тебя все готово? – позвал канонира.

– Да, сеньор.

– Бабахни двумя бортами, нагони больше страху!

– Я понял, ваша милость.

– Зацепи вон того первым! – указал на предводителя.

До пирог оставалось несколько метров, команда ждала столкновения.

– Прочь с дороги! Прыгайте в воду! – закричал Леон союзным гребцам.

– Дукат тому, кто подстрелит павлина! – пообещал Эспиноса.

Богато одетый начальник с малайским крисом в руках командовал голыми воинами. На его груди и запястьях сверкало золото.

«Тринидад» врезался форштевнем в пироги, раскидал их в стороны, перевернул, потерял скорость, но пошел на Руниги. С бортов раздались редкие аркебузные выстрелы.

«Спешат, – подумал командир, но в ту же минуту высоким, срывающимся голосом закричал. – Ганс, огонь!»

Залп резанул по ушам. Картечь вонзилась в мокрые тела, сорвала перья с пирог, продырявила лодки. Дым прикрыл от глаз ужасную сцену. Мертвые союзники и враги полетели в воду. В ту же секунду корабль столкнулся с пирогой Руниги, потопил ее нос, прошелся по нему килем.

– Бей павлина! – заорал Эспиноса и бросился к левому борту, где должны были выплыть упавшие в воду мятежники.

На поверхности появились головы, спины, руки барахтавшихся людей, цеплявшихся за обломки весел, доски бортов. Засвистели стрелы арбалетчиков, затрещали ружья. Руниги пропал. Ветер гнал каравеллу к берегу.

* * *

Лодки раджи остались позади, за бортами мелькали пироги защитников города. Беспорядочно и торопливо палили пушки. Точно, прицельно солдаты добивали упавших в воду, уцелевших на банках, прятавшихся от выстрелов на днищах пирог. Враги бежали в стороны, там их настигала картечь, уродовала, валила замертво. «Тринидад» прорвался сквозь строй, вышел на свободную воду между берегом и сражавшимися эскадрами, смятыми в центре, но отчаянно дравшимися на флангах. Каравелла развернулась, поплыла вдоль правого крыла мятежников, громя его с тыла. Флотилия Руниги дрогнула. Самого его не было видно, а знакомый раджа мужественно дрался в первых рядах. Пироги защитников города начали отступать.

– Леон, – капитан подозвал командира солдат. – Я высажу тебя вон там… – показал на самое высокое строение в городе. – Сожги его, запали соседние хижины! Далеко не уходи, жди подмогу. Держитесь все вместе, не разъединяйтесь, не покидайте берег, не гоняйтесь за женщинами. Успеете поживиться… Я прикрою тебя у воды, а за домами туземцев не достать. Ну, с Богом! – перекрестил на прощание матроса, ставшего офицером.

Под гром пушек «Тринидад» приблизился к берегу. Женщины с воплями волною отхлынули в город, утащили за руки детей. Десант спустился в шлюпку. Солдаты в блестящих на солнце латах подплыли к берегу. Хрустнул песок под ногами, зазвенело железо. Панкальдо вошел в город. За спиной слышались крики, громыхали орудия, а между домов стояла тишина. Мирно бродили куры, разрывали лапками землю. Козы обдирали с кустов листья. Летали красно-зеленые попугаи. Стрекотали в траве насекомые, порхали в прогретом воздухе бабочки. Пахло цветами, сеном, смолой.

Десант разграбил комнаты дворца правителя, выгнал со двора живность, зажег строение. Желтое пламя пожирало сухое дерево, лизало циновки, поднималось к крыше. Дым столбом взвился над землей, нагнулся над деревьями, потянулся к лесу. Огонь перенесли на соседние дома. Десяток хижин заполыхали вокруг, обожгли пальмы, затрещали, развалились, рассыпали в стороны искры. Если бы ветер дул сильнее, пожар охватил бы весь город.

Выбравшиеся на берег мятежники заметили огонь с клубами дыма, кинулись спасать свое имущество. Вдалеке показались женщины, обшаривавшие дома, выгонявшие скот. Леон начал грабить хижины, отбирать добро у туземцев. Хозяева бежали наутек, бросали вещи, грозили кулаками.

Раджа завершил разгром пирог, высадился на окраинах города. Его армия с двух сторон залива прочесывала дома, двигалась к центру, где хозяйничали испанцы. Властитель жег разграбленные постройки. Все перемешалось в огне и дыму. Нельзя было разобрать: где защитники города, где воины раджи? Кто спасал богатства, кто разворовывал? Женщины метались между ними, отбивались палками и ножами.

Пушки «Тринидада» умолкли. Десяток полуголых матросов поплыли на берег помочь десанту перевезти захваченные трофеи. Волны погнали к песку брошенные пироги, весла, стрелы, дротики, копья, птичьи перья, оставшийся на месте сражения мусор. Стычки в городе приняли местный характер. То тут, то там аборигены набрасывались друг на друга, держались подальше от латников. Грабеж и бесчинства длились до темноты, мрак разъединил противников.

Красная луна поднялась над заливом. Пылали костры, войско раджи праздновало победу. Испанцы не нашли в городе золотых украшений, взяли коз и кур, вернулись на корабль. Фальдрикеры – подвешиваемые к поясу кожаные карманы, оказались пусты. Солдаты совершили литанию, прочитали «Гратиас» («Возблагодарим Господа»), поужинали и повалились спать. Женщины исчезли в джунглях вместе с детьми и уцелевшими в побоище мужьями.

Утром к радже прибыло посольство с предложением мира, согласное на любые условия. Руниги исчез, наверное, утонул при столкновении пироги с каравеллой или погиб от картечи. Два дня море выбрасывало на берег вздувшиеся трупы, но его не нашли.

Моряки получили долю добычи, простились с раджей, понимавшим, что без их помощи он бы погиб, обещавшим помнить это всегда. Каравелла взяла курс на восток к берегам Панамы.

В конце апреля Хальмахера скрылась в тумане. Впереди лежала долгая дорога домой через Тихий океан до испанских владений в Центральной Америке, протяженностью в девять тысяч морских миль. Моряки не знали об этом, намеревались пройти на треть меньше.

Глава XXIX

У мыса Доброй Надежды

С приближением «Виктории» к мысу Доброй Надежды, погода испортилась. Попутные ветры сменились на западные, нагнавшие высокую встречную волну, принесшие холода. Обессилевшие от голода люди пришли в отчаяние. Каравелла застряла на месте, в трюме остались только рис и вода. Ледяные ураганы до костей пронизывали изможденные тела, валили с ног. К цинге прибавилась простуда. На сырых тюфяках в промерзлом кубрике путешественники метались в жару, бредили, хрипели воспаленными легкими. Работа на палубе превратилась в невыносимую пытку, в наказание за распутную жизнь на островах.

«Не от уст ли Всевышнего происходят бедствия и благополучия?

Зачем сетует живущий человек? Всякий пеняй на свои грехи.

Мы отпали и упорствовали; Ты не пощадил;

Покрыл Себя гневом, преследовал нас, умерщвлял;

Закрылся облаком, чтобы не доходила наша молитва.

Сделал нас сором и мерзостью среди народов.

Враги раскрыли на