Ревность о Севере. Прожектерское предпринимательство и изобретение Северного морского пути в Российской империи - Михаил Геннадьевич Агапов

«оживления Севера России» и развития отечественного торгового мореходства групп. Когда в начале 1870-х годов М. К. Сидоров объявил о привлечении к открытию морского пути в Сибирь российских капитана Д. И. Шваненберга и штурмана В. Ф. Матизена, в националистических кругах это вызвало возмущение даже большее, чем сотрудничество М. К. Сидорова и А. М. Сибирякова с английским капитаном Дж. Виггинсом (см. главу 4, параграф 3). Последний был явным «иностранцем», тогда как В. Ф. Матизен и Д. И. Шваненберг – в глазах националистов – «иностранцами», пытавшимися выдать себя за «русских». С этих позиций «Морская газета „Яхта“» язвительно замечала:

Есть ли в России моряки, кроме «русского шхипера» г. Шваненберга? <…> Рассказав о том, как он искал «русских шкиперов», г. Сидоров заявил, что им обретен был только один г. Шваненберг и потому неудивительно, что как он, так и другие «северяне» преклоняются перед г. Виггинсом… г. Сидоров обещал даже дать ему, «русскому» то же содержание, какое получают иностранцы; неизвестно только, кого подразумевает он под иностранцами – г. Шваненберга или г. Виггинса1418.

Отвечая на подобные выпады, М. К. Сидоров позиционировал В. Ф. Матизена и Д. И. Шваненберга как «русских деятелей и русских подданных, хотя и с немецкими фамилиями… из коих последний даже православной веры»1419. С одной стороны, исходя из экономических соображений, М. К. Сидорову было важно привлечь к арктическому торговому мореплаванию российских капитанов на российских судах, с другой – он был поборником широкой русификации населения окраин Российской империи. Идеология и прагматика в данном случае взаимно дополняли друг друга, обеспечивая рекрутинг столь необходимых «ревнителям Севера» морских кадров с имперской периферии. При этом М. К. Сидоров категорически отказывал в возможности интеграции в российское общество полякам. Его позиция в этом вопросе отражала охватившую империю политическую полонофобию как реакцию на восстание 1863 года1420, подкрепленную изощренным конспирологизмом. При чтении трудов М. К. Сидорова невольно возникает впечатление, что поляков он воспринимал как своих личных врагов. Откуда возникла у него такая установка? Склонный к персонификации причин своих коммерческих неудач, М. К. Сидоров был глубоко убежден в том, что операция по доставке его туруханского графита на Князе-Михайловскую сталепушечную фабрику при Златоустовском оружейном заводе в 1863 году была сорвана происками чиновников польского происхождения. Как отмечалось в четвертой главе, экспорт графита, открытого М. К. Сидоровым на рубеже 1850–1860-х годов в Туруханском крае, стал на многие годы его idée fixe. Графит сулил богатство и возможность реализации разнообразных прожектов по «оживлению» Севера России, недостатка которых у М. К. Сидорова никогда не случалось. Поэтому, когда из-за спора о правах на графитовое месторождение и сложной логистики М. К. Сидорову не удалось выполнить заказ Князе-Михайловской сталепушечной фабрики, все его графитное дело оказалось под угрозой (см. главу 3, параграф 4). Это была тяжелая травма, с которой М. К. Сидоров до некоторой степени справился, обвинив во всем поляков. Разразившееся в 1863 году Польское восстание, польские фамилии местных чиновников и графит, который так «был необходим во время польского восстания для литья пушек»1421, соединились в сознании М. К. Сидорова в модель направленного лично против него польского заговора1422. По мере накопления неудач на предпринимательском поприще, число тайных противников Севера России и его главного защитника закономерно возросло. В 1868 году редактировавшаяся В. Л. Долинским петербургская газета «Деятельность» «вскрыла» разветвленный польско-шведско-норвежско-немецко-архангелогородский «заговор», нацеленный на дискредитацию М. К. Сидорова и его коммерческих предприятий:

Когда Сидоров поездкою своею на Север России, 1865 года, разоблачил всю несостоятельность, весь вред России от заселения Мурманского берега шведами и норвежцами, то с того времени сыплются на Сидорова все противодействия лицами польского происхождения. Теперь становятся понятными те злобы и ненависть, какими дышит № 30 «Архангельских [губернских] ведомостей» против Сидорова; теперь понятны высокие цифры на хлеб в Гамбург; взятые из иностранных контор; теперь понятно, как всегда сочувственны «Архангельские губернские ведомости» г. Чубинскому и напротив враждебны Сидорову, которого так всегда не жалует партия поляков и приверженцев к ней русских, преимущественно из лиц, состоящих и состоявших под надзором полиции; это ведется уже давно1423.

Среди прочих врагов «оживления» Севера России М. К. Сидоров упоминал и евреев1424, однако в его конспирологической модели они никогда не выдвигались на первые роли. М. К. Сидоров ставил их в один ряд с озабоченными, по его мнению, исключительно интересами личного обогащения аферистами, спекулянтами и лицами, «захватившими влиятельные должности для своей наживы», «неодушевленным желанием принести пользу своему отечеству»1425.

Наиболее опасными противниками Севера России его «ревнители» считали чиновников, ученых и общественных деятелей, отстаивавших принципы «английского» фритредерства (свободной торговли). В дискуссии о внешней торговле, развернувшейся вскоре после окончания Крымской войны в российской научной и общественно-политической печати1426, «северные умы» заняли сторону приверженцев протекционизма. Называя себя сторонниками «самостоятельной русской торговли», «патриотами», своих оппонентов они определяли как «русских отверженцев, выставляющих себя людьми экономической науки и высокого образования, великими администраторами и глубокими финансистами»1427, членами «партии, которая проповедует космополитизм, всемирную торговлю и прочее», которые «прикрываясь мнимым знанием науки, становятся на сторону иностранных интересов к окончательной пагубе русского, неродного им дела»1428, чье мнение «руководится не любовью к отечеству и не желанием развития русского торгового флота, а желанием эти благие начинания подавить в интересах иностранцев»1429. Таким образом либеральные экономисты стигматизировались и вытеснялись из поля дискуссии как заведомые агенты противника. Отстаиваемые ими принципы свободной торговли расценивались «ревнителями Севера» как важнейший инструмент закабаления России иностранными капиталистами1430.

Такое отношение «ревнителей Севера» к сторонникам свободной торговли было глубоко несправедливым. Прежде всего следует заметить, что среди последних далеко не все были крайними фритредерами. Речь шла о том, чтобы найти более эффективные, нежели «тарифное стимулирование», основания для развития отечественной экономики1431. Разделяя озабоченность «ревнителей» проблемами Севера России, либеральные экономисты предлагали для их решения иные меры. В частности, петербургский публицист, автор вызвавшего резонанс исследования о международном судоходном праве1432, видный деятель ИВЭО А. М. Наумов (1835–1879) пытался обратить внимание «деятелей по Северу» на институт коммерческих ассоциаций, которые «в Западной Европе развиваются в громадных размерах… если такие ассоциации разовьются на Севере, то эти жалкие предложения, в роде поощрительных мер, не будут иметься ими ввиду»1433. Проблема, однако, заключалась в том, что в рассматриваемый период коммерческие ассоциации в России в целом и на Севере России в особенности складывались крайне медленно. Газета «Деятельность» сетовала о том, что «дух предприимчивости и предприятий на складочные капиталы» пока еще очень слаб среди российских предпринимателей1434. В 1868 году проект акционерной компании для устройства русского торгового флота и «мореплавания на Севере» председателя III отделения ИВЭО и горячего сторонника «ревнителей Севера» С. С. Лашкарева среди архангельского купечества «не встретил ни малейшего сочувствия и никто ни одной даже и 10-ти рублевой акции не подписал»