Восьмерки - Джоанна Миллер

ее фартука набиты всякими вещицами, которые она собирает, чтобы показать малышке: тут и желуди, и ленточки, и фотография короля, аккуратно вырезанная из газеты. Больше всего Олив уважает то, чего сама была лишена в детстве: образование. Временами ее карие глаза сияют радостью от мысли, что ее обожаемая внучка будет знать грамоту.

Для Марианны это смутное время: за одну ночь ее семья увеличилась вдвое. Тихие комнаты пасторского дома оживают от звуков шагов, грубоватая незнакомка берет их всех в свои крепкие руки и спасает. Но присутствие Олив ничуть не навязчиво, и вскоре уже трудно представить себе жизнь без ее метлы, разгоняющей мышей, или маринованного лука в буфете. Через несколько недель Олив сообщает своему квартирному хозяину, что съезжает. Арендная плата опять выросла, а она все равно дома почти не бывает. И деревня согласна с ней: кто-то же должен позаботиться о пасторе.

Поначалу материнские обязанности наваливаются на Марианну непосильной ношей. Первые три недели она проводит в постели, но настаивает, что должна кормить Констанс сама. Она тоскует по своей матери, которая никогда не держала ее на руках, и одержима мыслями о безымянной кормилице, которая ухаживала за ней много лет назад. Ее отец, для которого те дни потонули в пучине утраты, не может вспомнить ни имени той женщины, ни хотя бы каких-нибудь подробностей о ней.

Привязанность Марианны к дочери прочна и непостижима. Как будто Констанс — некий дополнительный орган или конечность, которую у нее отрезали. Нескольких недель кажется, что у них один разум на двоих. Но вскоре эта сверхъестественная связь, как называет ее Марианна, испаряется. Это напоминает ей хлорофитум, стоящий в горшке в прихожей, от которого отщипывают пасынки, чтобы поставить в воду. Одно мгновение — и связь разорвана непоправимо.

К трем месяцам Констанс превращается в Конни. По заверениям Олив, она похожа на Тома — те же карие глаза и волнистые волосы, но для Марианны, которая едва ли обменялась со своим мужем и десятком слов, Конни все равно что плод непорочного зачатия. Гуляя по деревне с коляской, Марианна удивляется, когда к ней обращаются «миссис Уорд». На церковных службах Конни зачарованно слушает пение матери и тянется к ее рту. Маленькие пухлые пальчики пахнут молоком и слюной, и Марианна целует их снова и снова, подавляя желание куснуть.

Помимо сна, больше всего из прежней жизни Марианне не хватает чтения. Месяцы идут за месяцами, а она все засыпает над романами, которые раньше, наверное, жадно глотала бы, а те, которые удается перечитать, часто заставляют ее плакать. Квалификационные экзамены в школе уже прошли, как и летние собрания — серия лекций в Оксфорде, на которых она надеялась побывать во время летних каникул. Но однажды, ранним ноябрьским утром, покормив Конни в первый раз за день, она берется за перевод небольшого отрывка из «Илиады» и заканчивает его между вечерним и ночным кормлениями. И прежняя жажда вдруг возвращается к ней.

* * *

На Рождество ее крестная наносит ежегодный визит с подарками — книгами из лавки букиниста и рассыпчатыми турецкими сластями. Старая школьная подруга матери, Элеонора, — специалист по Данте, училась в Парижском университете. Она элегантна, много путешествует и занимает пост директора оксфордского колледжа, однако общество видит в ней прежде всего старую деву. Как Марианна слышала от отца, Элеонора прославилась тем, что ходила на митинги в защиту женского избирательного права в докторской мантии.

— Не годится женщине с твоим интеллектом упускать возможность получить первоклассное образование, — говорит Элеонора. Одетая, как всегда, в черное, за столом она ограничивается чаем и отказывается взять на руки Конни. — Одна наша студентка была замужем за мужчиной с ребенком. Боюсь, даже другие женщины считали ее ненормальной. Она продержалась всего несколько недель. А вдова военного, оставившая ребенка дома, чтобы получить образование, — это был бы еще больший скандал. Ни один колледж не даст на это разрешения.

— А если Марианна подаст заявление под девичьей фамилией? — спрашивает отец. — Какая-нибудь ошибка в документах.

Он и раньше высказывал такую идею, но Марианна всегда отмахивалась от нее как от пустой фантазии. Она вскидывает голову, словно заяц, почуявший опасность.

— Марианна могла бы оставить Конни здесь на время занятий и приезжать по выходным, — продолжает отец. — Это всего двадцать четыре недели в году. Если она получит стипендию, мы наверняка справимся. — Он проводит пальцем по своему пасторскому воротничку, который стал намного чище после прихода Олив. — Я думаю о ее будущем, вы же понимаете…

Марианна чувствует, что жар приливает к щекам, а сердце бешено колотится, как было в первые дни после рождения Конни.

Элеонора долго молчит, потягивая чай. Затем переводит взгляд на Марианну.

— Я помню, что этот медальон был на Констанс в день свадьбы.

— А теперь я ношу в нем прядь волос Конни, — отвечает Марианна.

Малышка проснулась и причмокивает губами. Скоро придет пора ее кормить.

Элеонора ставит чашку на стол.

— Если это откроется, тебя посадят в тюрьму за подлог, а может быть, даже обвинят в пренебрежении уходом за ребенком. Ты должна быть готова к таким последствиям.

— Я готова. Готова! — восклицает Марианна.

Ей невыносима мысль о том, чтобы оставить Конни, но интересно, к чему может привести этот фантастический разговор.

— Вот что я тебе скажу: попробуй сдать экзамены. Посмотрим, что из этого выйдет. Ты умная девушка. Если получишь стипендию, то я, может быть — может быть, — прикрою тебя. Но ты должна доказать, что стоишь такого риска. Только высшие баллы. Ни намека на какой-либо фаворитизм, никто не должен ничего знать. Когда мы будем встречаться, мне нельзя будет узнавать тебя, а тебе меня.

— Разумеется, — энергично кивает отец.

— Вот такой уговор я готова с тобой заключить. Никто не должен заметить, что я отношусь к тебе как-то по-особому. А если тебя разоблачат, я буду отрицать, что знала об этом. У меня есть враги в колледже и в университете, которые только и ищут повода от меня избавиться. Это огромный риск.

— Я понимаю, — кивает Марианна, нисколько не веря в то, что этот план может когда-нибудь стать реальностью. — Я вас не подведу.

Уходя, Элеонора целует крестницу в щеку, обдав ее ароматом фрезии, и таинственно шепчет ей на ухо:

— Мы все живем с секретами, моя дорогая. И когда я умру, ты узнаешь мой.

— Она была близка с твоей мамой в школе, — весело говорит отец, закрывая дверь. — Ты обратила внимание, какого цвета у нее глаза? Фиалковые, лавандовые, как лучше сказать? Я всегда забываю, насколько они необычные.

* * *

В июле следующего года Марианна