Восьмерки - Джоанна Миллер

Однако мысли Беатрис заняты совсем другим. Сегодня девять лет с того дня, когда на другом конце этой улицы незнакомец лапал и целовал ее против воли на митинге в поддержку избирательного права. Но эти воспоминания уже не так зловещи, как раньше. Теперь у нее накопились десятки новых воспоминаний об Оксфорде, куда более интересных и достойных ее внимания. А эти можно отпустить.

— Нельзя ли взглянуть поближе? Нам это очень важно, — говорит Дора, когда каменщик поднимается на ноги.

— Это сколько угодно, мисс, — отвечает тот, все еще с набитым ртом. — Только одна плита и осталась.

Не обращая внимания на их протесты, он кидает остатки своего обеда в банку и закрывает крышку. Затем отряхивает фартук и неторопливо подходит к мемориалу.

Мемориал состоит из восьмиугольного цоколя с пятью ступенчатыми ярусами, центральной части из восьми плит, на семи из которых изображены какие-то символы или гербы, и шпиля, увенчанного крестом.

— А что будет на последней плите? — спрашивает Беатрис.

— Да вот видите, ей-то я сейчас и займусь. — Каменщик отворачивается, чтобы прокашляться. — Никак не могли решить насчет надписи, вот мы и вставили пока пустую табличку. Видать, хотели уж написать как следует — тут ведь на всем памятнике только эти слова и будут.

Каменщик достает из кармана скомканный листок и протягивает его Доре.

«В память

о тех, кто

сражался

и пал.

1914–1918»

Глаза мужчины наполняются слезами, и он снова на миг отворачивается, чтобы вытереть их.

— Извините, — говорит он. — Сын у меня…

Дора гладит его по плечу и тихим шепотом рассказывает о своем брате. Отто с Беатрис могут только пробормотать стандартные слова соболезнования. Заученные фразы, лишенные подлинного чувства. Дора же говорит на языке утраты — языке, который нельзя выучить в школе и сдать на экзамене. Теперь это ее родной язык, и она владеет им лучше, чем когда-либо сумела бы овладеть Беатрис.

Пока они едут к Крытому рынку, Беатрис вдруг приходит в голову, что подобные разговоры сейчас — такая же обыденная вещь, как реплики о погоде или вопросы о здоровье. Утрата — их повседневный язык, даже в 1921 году.

* * *

СТУДЕНТКИ КОЛЛЕДЖА СЕНТ-ХЬЮ,

УСПЕШНО СДАВШИЕ

ПЕРВЫЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ

ЭКЗАМЕНЫ 1921 ГОДА

Мисс Флоренс Олдерман — современная история

Мисс Жозефина Боствик — английский язык

Мисс Патриция Клаф — современные языки

Мисс Сильвия Доддс — современная история

Мисс Джоан Эванс — современные языки

Мисс Элизабет Фуллертон-Саммерс — современная история

Мисс Теодора Гринвуд — английский язык

Мисс Марианна Грей — английский язык

Мисс Ивонн Хоутон-Смит — юриспруденция

Мисс Эстер Джонсон — современные языки

Мисс Филлис Найт — английский язык

Мисс Кэтрин Ллойд — современные языки

Мисс Айви Найтингейл — гуманитарные науки

Мисс Розалинда Отли-Берроуз — современные языки

Мисс Беатрис Спаркс — ФПЭ

Мисс Нора Сперлинг — современная история

Мисс Селия Томпсон-Солт — английский язык

Мисс Темперанс Андерхилл — английский язык

Мисс Оттолайн Уоллес-Керр — математика

Мисс Этель Уилкинсон — современная история

Стипендиат: мисс Марианна Грей

Мисс Дж. Л. Кирби, и. о. директора

После часового плавания вверх-вниз по реке Черуэлл Дора причаливает ялик под занавесом ивы. Девушки пьют пиво из бутылок, которые подвесили в воде на шнурках от ботинок Беатрис, и едят пирожки со свининой из бумажных пакетиков, провозглашая тосты за сданные экзамены и за то, что в ближайшие два года таких жизненно важных испытаний у них больше не будет.

Дора откинулась на борт лодки, сняв чулки и подтянув юбку, позволяя солнечным лучам ласкать ее голые ноги. Рукава ее блузки промокли и липнут к телу, из-за того что вода то и дело стекала на них с шеста. Дора оказалась единственной, кто способен грести, так что эта роль досталась ей, а облегчение после напряженного ожидания придало сил. Теперь она дремлет, ощущая, как река качает лодку, и наблюдая за листьями, которые, кружась, падают в воду и уплывают навстречу неизвестному будущему. Она вспоминает ту минуту, когда, протиснувшись сквозь толпу, провела пальцем по списку результатов, нашла свое имя и убедилась, что выдержала экзамен. Как она расплакалась, как бросилась обнимать стоявшую рядом девушку и как кружилась в танце во дворе вместе с Отто и Беатрис. Она может остаться здесь еще на два года. Наверное, надо сказать Фрэнку.

Его предложение случилось раньше, чем она ожидала, — несколько дней назад. Он пригласил ее — и мисс Кокс — на чай в «Рэндольф», а потом они гуляли в Парках, где игроки в крикет с красными носами стояли наизготовку, готовые ринуться в бой. Предложение прозвучало между двумя подачами — искренне и уважительно, хотя он с трудом выговаривал слова. Не согласится ли она, Дора, после Оксфорда стать женой врача? Они могли бы жить в Лондоне или даже за границей, если она захочет. Он будет всецело предан ей и их будущим детям.

Перспектива не из худших.

С того самого дня, когда девушки катались на воздушном шаре, она решила, что отъезд Чарльза — это к лучшему. Когда он рядом, ее влечет к нему физически до исступления, но выйти за него замуж она никогда не сможет. Тут не может быть счастливого финала, как бы ни сложились обстоятельства. Правда так и будет стоять между ними, а она, Дора, заслуживает счастья. Вот почему она позволила себе обмануть Чарльза. К тому же это была ложь только наполовину: она ведь знала, что Фрэнк сделает ей предложение. Это был только вопрос времени.

Она не рассказала подругам ни о предложении Чарльза, ни о предложении Фрэнка. В ней появилась какая-то странная сдержанность, которой она находила одно объяснение: только в ее власти решать, что будет дальше. Остаться или уйти, выйти замуж или не выходить. У нее есть выбор.

Дора нервничает по поводу поездки с семейством Спаркс в Испанию: опасается, не разочарует ли их, когда они за ужином будут ожидать от нее остроумия или эрудиции. Пожалуй, стоит узнать получше о войне в Марокко, почитать газеты. Если бы дома, с родителями, она когда-нибудь обсуждала политику и всякие там «идеи», возможно, все было бы проще. Семейные беседы Гринвудов обычно вертятся вокруг бытовых вещей: разговоров, писем, продуктов, чемоданов. Когда она сама станет матерью, решает Дора, то у нее