Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

не отличается от протестантского воскресенья». Под сильным влиянием Шопенгауэра находился известный немецкий композитор Рихард Вагнер. Главные истоки вагнеровского антисемитизма кроются в романтизме, он был уверен, что народ именно через миф становится создателем искусства, а евреи, не имея этого мифа, не могут быть причастны к подлинному творчеству. Вагнер вообще поставил национальный миф в центр своего творчества. Именно поэтому Гитлер признавал, что от Вагнера в его собственном антисемитизме исходили самые сильные импульсы[661]. Кроме Гитлера многочисленные преемники Шопенгауэра и Вагнера в Веймарскую республику считали, что марксизм является типичным продуктом материалистического еврейского интеллекта, ведь, как они полагали, только абстрактно мыслящий талмудистский мозг мог свести историческую философию Гегеля к материалистической смене способов производства… По всей видимости, в утверждении известного венгерского философа Дьердь Лукача о том, что «разрушение разума» (так называется его известная книга об идеологических предпосылках нацизма) немецким идеализмом от Шопенгауэра до Ницше является решающим духовно-историческим шагом к национал-социализму, есть некоторая доля истины.

Антисемитизм упоминаемых Адольфа Штекера, Генриха Класса, Генриха Трейчке носил националистический, а не расистский характер (то есть, по Арендт, – это и не антисемитизм), евреи для них были сектой, имевшей храм на бирже и оказывающей влияние на политику рейха посредством прессы, где было настоящее засилье евреев. Если еврей принимал христианство и не был биржевым жуликом или «борзописцем», а имел пристойную профессию, то он для них превращался в хорошего гражданина и патриота, в отличие от иезуитов, для которых крещеный еврей не переставал быть евреем; собственно, иезуиты были первыми, чья ненависть к евреям приобрела расово-биологические черты: с 1598 г. иезуиты требовали доказательства нееврейского происхождения до пятого колена, а с 1923 г. – до четвертого[662].

В случае с антисемитизмом Генриха Трейчке смущает то, что он был порядочным человеком и его «умеренный» антисемитизм производил на публику гораздо большее впечатление, чем все самые радикальные агитаторы антисемитизма, вместе взятые, так как полоумным фанатикам люди, как правило, мало доверяют. Одна из его громких публикаций в «Прусском ежегоднике» (Preußische Jahrbücher) в 1879 г. завершалась сакраментальной фразой: «Евреи – это наше несчастье»[663]. В своих мемуарах Фридрих Мейнеке писал, что в молодости он был «убежденным антисемитом». 27 сентября 1918 г., когда ему стало известно, что Германия проиграла войну, он высказал сомнения в будущности страны в следующей форме: «левые с их еврейскими левыми идеалами не смогут эффективно руководить страной»[664]. При этом историк указывал, что это убеждение он сохранил до конца Веймарской республики.

В этом отношении немецкий историк Хельга Гребинг совершенно права, когда пишет о том, что пара пренебрежительных замечаний Трейчке в его знаменитой «Немецкой истории» о «полуеврейском радикализме» и негативная оценка Гейне и Берне имели катастрофические последствия[665]. То же можно сказать об антисемитизме Канта, Гегеля, Гердера, мнением которых как признанных национальных гениев естественно дорожили.

Один из немецких публицистов Эдуард Майер в 1831 г. писал относительно Гейне и его товарища по изгнанию в Париже Людвига Берне: «Крещеные или нет – нам всё едино. Мы ненавидим не еврейскую религию, но множество отрицательных особенностей характера этих азиатов, и среди прочего – их обычную наглость и самонадеянность, их безнравственность и легкомыслие, их крикливую манеру вести себя и столь низменный подход к жизни… Они не принадлежат ни к одному народу, ни к одному государству, ни к одной общности; как проходимцы они, вынюхивая, скитаются по свету… и останавливаются там, где находят всякие возможности для спекуляций. Но там, где дела идут спокойно и в соответствии с законом, они чувствуют себя неуютно»[666].

Горячность и нетерпимость выпадов Трейчке против Гейне как первого из немецко-еврейских писателей и его сатирической поэмы «Германия. Зимняя сказка» объяснимы, ибо для Трейчке – это была настоящая головная боль: дело в том, что реакционная оппозиция гражданским свободам, которую Гейне обнаружил в Германии 1840-х годов, оставалась актуальной и в Германии Бисмарка.

Дистанция к творчеству Гейне сохранялась довольно долго в Германии – даже в ФРГ движение за переименование в честь Гейне университета в его родном городе Дюссельдорфе дважды срывалось Академическим советом и на студенческом плебисците – все по смутным причинам, среди которых присутствовал и скрытый антисемитизм[667].

Антисемитами были известные художники – Ф. М. Достоевский, Эдгар Дега, Томас С. Элиот, Джордж Оруэлл. Подобно им иные немецкие интеллектуалы в период Веймарской республики также склонялись к эмоциональному антисемитизму. Так, одним из самых популярных философов Третьего рейха был Людвиг Клягес (1872–1956), который до Первой мировой войны занимался характерологией и графологией. Клягес был весьма популярным среди правых интеллектуалов со своим учением о противостоянии духа и души (три тома его книги «Lehre vom Geist als Widersacher der Seele» вышли в 1929–1932 гг.). Эта монография сделала его одним из самых уважаемых немецких философов периода Веймарской республики. В честь своего 60-летия Клягес в 1932 г. получил из рук президента Гинденбурга медаль Гёте – высшую немецкую награду за заслуги в искусстве и науке. Клягес слыл одним из самых влиятельных критиков демократии и либерализма, провозвестником культа войны и патриотизма, противником пацифизма[668]. Клягес в 1933–1938 гг. вел весьма напряженную дискуссию с Розенбергом и Альфредом Боймлером (Baeumler), в этой борьбе на его стороне был гитлерюгенд. Весь период нацистской диктатуры Клягес оставался весьма популярным философом, его произведения, несмотря на сложности для восприятия и понимания, пользуются среди молодежи большой популярностью, а книги победивших его в интригах оппонентов покрываются слоем пыли и совершенно не востребованы в публичных библиотеках[669].

Очевидно, что своим лозунгом «дух против души» Клягес противопоставлял арийский «дух» еврейской индивидуалистической «душе». Граничащая с манией преследования ненависть Клагеса к евреям заходила так далеко, что борьбу Германии против своих противников во Вторую мировую войну он изображал как апокалиптическое столкновение «Иуды» со всем человечеством. Нацистские идеологи очень ценили и часто цитировали антисемитские высказывания Клягеса, но он сам был аполитичным человеком и высказывался о НСДАП как о собрании умственно ограниченных персон[670]. Хотя цензура и экономия бумаги в 1940–1944 гг. постоянно усиливались, но его книги «Основы характерологии» и «Почерк и характер» выходили всё новыми изданиями – это были самые популярные специальные монографии периода нацизма в Германии.

Важнейшим «аргументом» в пользу антисемитизма были «Протоколы сионских мудрецов», сфабрикованные по указанию К. П. Победоносцева в Одессе и опубликованные в 1909 г.; в этом «документе» речь шла о планируемом евреями захвате мирового господства. Записанные якобы в Берне в 1897 г., «Протоколы» служили оправданием кровавых еврейских погромов в России в начале ХХ в., этой фальшивкой активно пользовался Гитлер и другие антисемиты в европейских странах. Гитлер был воодушевлен