Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

Генеральном штабе, не было. По словам Эрнста Нольте, «дело Дрейфуса» было самой бескровной из всех революций, и эта революция очень многое изменила в Европе: социалисты впервые участвовали в правительстве, произошло настоящее отделение церкви от государства, реальное подчинение армии гражданским властям, отделение коммунизма от социализма (книга Бернштейна «Предпосылки социализма и задачи социал-демократии» вышла в 1899 г., и первые практические выводы из нее сделали французские социалисты), возник сионизм (Теодор Герцль с 1891 по 1895 г. находился в Париже) и, наконец, Евгений Дюринг в своей книге 1901 г. «Еврейский вопрос» сделал последний вывод расистского антисемитизма о необходимости физического уничтожения евреев, что на практике и осуществляли нацисты[683].

Такого, как во Франции, накала еврейский вопрос не достигал даже в России, и положение в этом вопросе не идет ни в какое сравнение с кайзеровской Германией. Известный немецкий ученый-античник Теодор Моммзен писал о природе этих эксцессов: «Вы ошибаетесь, если полагаете, что здесь что-либо можно сделать при помощи рассудка. Я тоже раньше так думал и всегда протестовал против ужасного позора, который называется антисемитизм. Но ничего не помогало… Антисемитизм – это зловредная эпидемия, как холера, – ее нельзя ни объяснить, ни вылечить. Нужно только терпеливо ждать, пока яд сам собой не потеряет свое действие»[684]. Но ждать можно было тогда, когда существовали твердые правовые гарантии государства, в иных условиях такая философия была убийственной.

Со временем число критиков еврейства отнюдь не уменьшалось. На рубеже веков наиболее значительный интерес у европейской публики вызвала книга Отто Вейнингера «Пол и характер» (русский перевод: СПб.: Посев, 1909). В этой книге было выдвинуто много новых тем в критике еврейства, к тому же автор был сам еврей, он покончил жизнь самоубийством после завершения книги, это вызывало к ней дополнительный интерес. Вейнингер отличался парадоксальностью и остротой мышления, настоящей его находкой являлось утверждение, что в агрессивном антисемитизме всегда можно обнаружить «известные еврейские свойства, это может даже отразиться на его физиономии, хотя бы кровь его была совершенно свободна от всяких семитских примесей… Подобно тому, как мы любим в других только то, чем сами хотели бы быть, так мы и ненавидим в других то, чем сами отчасти являемся. Человек не может ненавидеть то, с чем у него совсем нет сходства. Кто ненавидит еврейскую сущность, тот ненавидит ее прежде всего в себе»[685].

Вейнингер обвинял евреев, среди прочего, в непонимании человеческого достоинства, отсутствии внутреннего благородства, личного своеобразия, которое находится в прочной связи с собственностью, индивидуальностью. «Вот почему, – писал Вейнингер, – евреи целыми массами обращаются к коммунизму. Коммунизм как тенденцию к общности следовало бы всегда отличать от социализма как стремления к общественной кооперации и к признанию человека в каждом человеке. Социализм – арийского происхождения (Оуэн, Карлейль, Рескин, Фихте), а коммунизм – еврейского и русского. Современная социал-демократия потому так удалилась от христианского прерафаэлитского социализма, что в ней столь большую роль играли евреи»[686]. «Еврей – прирожденный коммунист, и он всегда хочет общности. Неуважение к определенным формам при сношении с людьми, отсутствие общественного такта вытекает у него из этого источника»[687].

Почти в то же время Вернер Зомбарт в не менее популярной книге «Евреи в хозяйственной жизни» писал, что евреи составляют как раз главный фермент развития капитализма; такая точка зрения была противоположна точке зрения Вейнингера. Зомбарт экономический упадок Испании и Португалии в XVI в. связывал с выселением евреев (из Испании они были выселены в год отплытия Колумба в свое знаменитое плавание). Промышленный и торговый расцвет Голландии в XVI в. Зомбарт также увязывал с переселением сюда евреев, чье духовное влияние в середине XVII в. в Амстердаме было подавляющим[688].

Зомбарт прямо утверждал, в противовес мнению Вейнингера, что «современный капитализм – это излучение сущности еврейства»[689], что евреи были ферментом капитализма, то есть носителями денежных отношений в течение всего Средневековья[690]. В. Зомбарт писал, что этика капитализма, этика иудаизма, этика кальвинизма – это одно и то же[691], поскольку рационализм является наиболее существенной чертой еврейства и капитализма. Понятие «рационализм» Зомбарт иногда заменял понятием «интеллектуализм», который считал исключительно еврейскими национальными свойствами, среди которых выделял особую, исключительную одаренность и сообразительность[692].

Как и Зомбарт, Маркс перенял многое из мифологии антисемитизма тем, что идентифицировал иудаизм как отражение ростовщической фазы развития капитализма. Маркс полагал, что с наступлением пролетарской революции антисемитизм отступит сам собой, он исчезнет, «перестанет существовать такое лицо как еврей»[693]. В результате этого абсурдного подхода еврейские марксисты Троцкий, Люксембург, Аксельрод, Отто Бауэр, Юлий Мартов чувствовали себя обязанными отказаться от национального самоопределения евреев в то время, как они защищали его для других национальностей. В этом глупом отказе от своей идентичности была какая-то печальная извращенность.

Таким образом, точки зрения Вейнингера, Зомбарта и Маркса на еврейство диаметрально противоположны, что не мешало публике с удовлетворением воспринимать и ту, и другую, а антисемитизм и тогда, и позже по мере надобности обращался то к одной, то к другой точке зрения.

Специфика немецкого антисемитизма

После перечисления теоретических точек зрения на антисемитизм встает вопрос, а какое отношение теория антисемитизма могла иметь к его практике, ведь трудно предположить, что довольно сложные тексты Шопенгауэра, Класса, Трейчке, Дизраэли, Вейнингера, Зомбарта читали недалекие и примитивные антисемиты в ХХ в. и черпали аргументы в пользу собственных представлений; нет, разумеется, не читали. Широким массам коммунистов и социал-демократов также не были доступны тексты Маркса – Энгельса – Ленина, однако различных пропагандистских интерпретаций бывало всегда достаточно. Но нельзя не сказать, что последнее обстоятельство не снимает ответственности с авторов оригинальной теории.

Собственно германский антисемитизм никакого отношения к нацистскому антисемитизму не имел. Гитлер вряд ли знал, кто такой Штекер, наверно, не читал Класса; будущему фюреру как австрийцу был гораздо ближе австрийский, венский антисемитизм. Ханна Арендт в упомянутой работе делала особый упор на Австрию в поисках аргументов, подтверждающих эту точку зрения, она особенно подчеркивала, что «ни в одном государственном аппарате евреи не сыграли столь значительной роли, как в дуалистической монархии Габсбургов»[694], а в эпоху империализма они этих позиций лишились, что и было причиной особенно сильного антисемитизма в Вене. Арендт полагала, что нацисты и Гитлер более всего взяли у пангерманистского движения австрийского толка, точно так же, как большевизм сталинского толка серьезно зависел от панславизма. «Особенно это заметно, – писала Арендт, – в сфере внешней политики: нацисты и большевики строго следовали программам завоеваний, сформированным еще в годы Первой мировой войны»[695].