Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

партией, вытеснила евреев – в 1932 г. на выборах партия выдвинула 500 кандидатов в депутаты рейхстага и среди них не было ни одного еврея[705]. Во времена великой инфляции было такое положение, что за пару сотен долларов иностранцы покупали целые улицы. То, что не все эти иностранцы были евреями, это «опускалось» как не нужная деталь[706].

В политике немецкие евреи не играли какой-либо роли, за немногими исключениями, связанными с активностью в начальной фазе Веймарской республики, в финансах и промышленности – также. В культуре, однако, дело обстояло по-другому. Нет ничего оскорбительнее, чем тирания в культуре, мнимая или настоящая, а в Веймарской культуре евреи в самом деле были представлены весьма значительно. Самым ненавистным для обывателей был еврей Курт Тухольский, непримиримый и жесткий критик современного состояния общества, каковым был в свое время Гейне. Ряд крупных критиков и влиятельных деятелей искусства также были евреями: Максимилиан Гарден, Теодор Вольф, Эрнст Блох, Феликс Зальтен; почти все лучшие кинорежиссеры, а также около половины преуспевающих сценаристов, таких как Стернхайм и Шницлер. Евреи преобладали в развлекательном жанре и театральной критике, было много широко разрекламированных еврейских исполнителей: Элизабет Бергнер, Эрна Зак, Петер Лорре, Рихард, Таубер, Конрад Вейдт и Фриц Кортнер. Евреи были редакторами значительных газет «Франкфуртер цайтунг», «Берлинер тагеблят», «Воссише цайтунг», они являлись владельцами самых влиятельных художественных галерей. Евреи были особенно сильны в издательской деятельности, которая наряду с городскими универмагами была практически их монополией. В Германии был целый ряд весьма преуспевающих еврейских беллетристов: Герман Блох, Альфред Дёблин, Франц Верфель, Арнольд Цвейг, Вики Баум, Лион Фейхтвангер, Бруно Франк, Альфред Нойман, Эрнст Вайсс, Франц Кафка, которого современники ставили в один ряд с Прустом и Джойсом. Во многих областях искусства – в архитектуре, скульптуре, живописи, музыке, где перемены в Веймарский период были особенно разительными, неожиданными и отвратительными для сторонников традиционных вкусов и представлений, евреи также были представлены весьма значительно, хотя евреи редко возглавляли эти новые течения. Единственным исключением из последнего правила была музыкальная сфера, где зачинателя атональной музыки Арнольда Шёнберга нацисты обвинили в убийстве этого искусства, но более преуспевающим сочинителем такой музыки был ариец Альбан Берг.

Без всяких оговорок можно твердо сказать, что без евреев Веймарская культура была бы совсем иной и бесконечно беднее без еврейской составляющей, а это для обывателей было достаточным основанием того, чтобы признать правдоподобной нацистскую теорию об еврейском заговоре в культуре[707]. Если христианство для объяснения зла использовала одинокую, ненавистную фигуру Сатаны, то современный конспиративистский менталитет нуждается в целой толпе злодеев, а для того, чтобы они были правдоподобнее, лучше если это будет целый класс (буржуазия) или раса (евреи). В этом смысле современный антисемитизм является производной марксизма, но антисемитизм имел сильный эмоциональный оттенок, поэтому Ленин и говорил, что «антисемитизм – это социализм дураков».

Это было главной причиной того, что антисемитизм нарастал так быстро именно в Веймарской Германии: до неё этого не ощущалось вовсе в немецкой культурной среде. Россия была местом погромов, Париж был местом сосредоточения антисемитской интеллигенции, в Польше антисемитизм был частью обыденности, а в Германии ничего подобного не было до нацистов[708].

Сложность ситуации заключалась в том, что нееврей не бросался в глаза, никому не приходило в голову упрекать его в непатриотическом поведении. Можно ли разумно объяснить эту активность евреев? Да, это достаточно просто: с одной стороны, революционная активность евреев была связана с потребностью и стремлением к окончательной и фактической эмансипации, которую гарантировали левые партии, с другой стороны, «сделать карьеру» в правых партиях было значительно сложнее (хотя таких примеров масса даже в России), а в левых партиях на национальность не обращали внимания. С третьей стороны, эту активность можно объяснить присущей интеллигенции верой в рационализм, верой в то, что по человеческому разумению, определенному плану, в соответствии с определенной концепцией, разрушив историческую преемственность, не обращая внимания на историческую традицию, особенности развития национального государства, можно устроить жизнь в соответствии с утопией. В подобном «чистом» рационализме, интеллектуализме признавался Лассаль[709]. Хотя подобное обвинение может быть отнесено к интеллигенции вообще, но у евреев оно особенно бросалось в глаза. Революционная активность евреев была у всех на виду, вызывая раздражение, протест. В такой обстановке любой эксцесс мог привести к самым серьезным последствиям. Эрих Эйк в своем фундаментальном труде по истории Веймарской республики приводил случай, когда посол большевистской России публично утверждал, что дал социал-демократу Оскару Кону деньги на организацию Ноябрьской революции[710]. Ясно, какой эффект могли иметь подобные высказывания. Склонность германских евреев к революции, радикализму нельзя считать специфически еврейской чертой: там, где причин для революционного радикализма не было, где все были равноправными гражданами, как в США, евреи, наоборот, составляли преимущественно консервативную часть политического спектра. Ради справедливости надо отметить, что евреи сыграли сравнительно большую политическую роль только в дни Ноябрьской революции, непосредственно в Веймарскую республику их активность была невелика. Из 200 министров различных правительств Веймарской республики лишь двое были евреями – Гуго Пройс (министр внутренних дел в 1919 г.) и Вальтер Ратенау (министр иностранных дел, убит в 1922 г.), трое министров были крещеными евреями – Отто Ландсберг, Георг Грандауэр и Рудольф Гильфердинг. Из 1,76 млн прусских чиновников было 5446 евреев (0,33 %, не было ни одного еврея среди 12 оберпрезидентов, 35 регирунгспрезидентов). В рейхстаге, который нацисты называли «орудием евреев», было 3 верующих иудея из 577 депутатов и 25 крещеных евреев: 10 социал-демократов, 2 коммуниста, двое – от мелких партий[711].

Эта статистика все равно никого не могла убедить в отсутствии «еврейского доминирования». Сами евреи использовали все средства борьбы с отравой антисемитизма: одни впадали в ультра-ассимиляцию: шли в армию, воспитывали детей для работы фермерами или мастеровыми. Другие впадали в другую крайность и проповедовали сионизм, образовывали боевые еврейские союзы, студенческие организации, дуэльные клубы. Но любые подобные попытки порождали только новые трудности и проблемы, ибо антисемитизм был непроницаем для логики и доказательств, многолик и многоглав, он был как болезнь, от которой не было лечения. Мориц Гольдштейн считал, что бесполезно раскрывать безосновательность антисемитских «аргументов»: «Что мы получим от этого? Знание, что их ненависть истинная. Когда вся клевета будет опровергнута, все извращения исправлены, все ложные понятия о нас отброшены, антипатия останется как нечто непреодолимое»[712].

В своих речах Гитлер упрекал евреев прежде всего в интернационализме и осуждал их роль в международном финансовом капитале. 31 мая 1920 г. Гитлер выпустил листовку с призывом «антисемиты всех стран соединяйтесь!», в которой призывал превратить классовую борьбу в