Далайя - Абай Тынибеков

тот, что изображал здесь гонца, будет среди передовых отрядов. Не увидев меня, он заподозрит неладное и поделится сомнением с Турпаном. Из этого следует только одно – в западню они не попадут. Нужно поступить несколько иначе. Мы вместе с гвардией останемся позади, с основными силами. Десять тысяч сопровождения будут, но это будет обычная конница, переодетая в гвардейцев. Ну а вместо меня они будут охранять его, – с этими словами Ардава хлопнул в ладони.

В тот же миг в дальнем углу зала отворилась неприметная небольшая дверь. Низко склонив голову, вошёл человек.

Гурам пристально смотрел на него, пока не понимая до конца всех хитроумных действий своего хозяина. Тот же подошёл к вошедшему, развернулся и встал рядом с ним, повелев ему поднять голову.

Изумлённый полководец не мог поверить своим глазам. Перед ним стояли два повелителя Хорезма. Они были схожи как две капли воды.

Жестом отпустив двойника, Ардава, очень довольный произведённым эффектом, направился к Гураму.

– Но и это ещё не всё, – посерьёзнев, продолжил он излагать свои намерения, цедя каждое слово, при этом вплотную подойдя к замершему полководцу, вперившись в него жёстким взглядом. – Мне не нужна победа лишь над частью сакских войск. Мне необходимо уничтожить всю их объединённую армию. Оставив при мне сорок тысяч, ты, взяв шестьдесят тысяч, перейдёшь реку ниже по течению и внезапно ударишь по их основным силам. Покончив в западне с этими, я помогу тебе.

Гурам не отводил глаз, впитывая каждое слово своего даровитого во всех отношениях властелина.

– То, что не было по силам покойному правителю Бактрии, совершу я, – он покачал головой, словно соглашаясь с самим собой. Отойдя к окну, он закончил: – А в помощи Хадыша, хвала небесам, я никогда не нуждался. Голову вождя Турпана я сам лично доставлю в Экбатану. Готовь войска. На заре выступаем.

* * *

Через несколько дней после встречи с медведем и волком рыжий вновь отдыхал на своём излюбленном месте, греясь на солнце и лениво оглядывая окрестности. Здесь ему было почему-то особенно хорошо – приятно и спокойно. Иногда он подолгу наблюдал за парящим вдали орлом, пока тот не исчезал из вида, то ли обнаружив добычу, то ли опустившись в гнездо, и тогда ему становилось немного скучно. Псу нравилось следить за плавным кружением птицы, и именно в эти мгновения он не чувствовал одиночества, словно она была связана с ним, понимала его и летала тоже для него.

И эта странная, но очень нужная ему связь влекла его сюда, в такую даль. Вот и сейчас орёл маленькой чёрной точкой парил высоко в синем небе. Её почти не было видно, но рыжий знал, что это та самая птица, и он старался не сводить с неё глаз, при этом повиливая куцым хвостом.

Яркое солнце слепило нещадно, мешая ему предаваться желанному занятию, заставляя его часто закрывать глаза либо отворачиваться. Лёгкий ветерок, пробегая меж скал, приятно освежал разгорячённое тело животного, проникая в приоткрытую пасть, обволакивая прохладой высунутый язык.

Уже знакомый волчий запах появился в воздухе внезапно, мгновенно подняв рыжего на ноги. Хищник, оставшийся живым в схватке с медведем, а это был именно он, стоял невдалеке, внизу, наполовину скрытый за валуном. Он смотрел на пса, не выказывая беспокойства. Рыжий стал медленно спускаться к нему, часто останавливаясь и принюхиваясь. Приблизившись на расстояние броска, он замер. Тот, опустив голову и сильно прижав уши, мелким шагом, полубоком, приблизился к нему, слегка ткнулся носом ему под шею и дружелюбно вильнул хвостом. Пёс, фыркнув, мотнул головой, повернулся к подошедшему зверю и глубоко втянул воздух. Это была молодая волчица.

Опустившаяся чуть ниже птица совершила большой плавный круг над лесом и, сделав сильный мах огромными крылами, исчезла у самой вершины горы, будто попрощавшись на сегодня со своим добрым другом.

В этот вечер рыжий пёс не вернулся в крепость, сам того не желая, взволновав этим всех её обитателей.

* * *

Далайя, находясь в походном лагере в главном шатре вместе с царём Турпаном и властителем всех тиграхаудов Нургалом, статным мужчиной, оказавшимся её ровесником, внешне же выглядевшим значительно старше своего истинного возраста, теперь сильно переживала за судьбу десятника, направленного в ставку хаомаваргов к Дахару, о чём не знал никто, кроме Русы, который в это время пребывал в расположении передовых войск.

Десятник не должен был спешно возвращаться. Его главной целью было оповещение правителя о предстоящей войне Хорезма и Согдианы против саков.

То, что сатрап Ардава не чета бывшему бактрийскому правителю и представляет собой очень серьёзную опасность, она понимала как никогда. Желая всей душой скорейшего его пленения либо уничтожения, она надеялась на благополучное свершение замысла, ради которого жизнью рисковал Руса, но быть уверенной в этом ей мешало предчувствие чего-то плохого. Что-то в подсознании подсказывало ей о возможном сбое в их планах. Делиться своими сомнениями она ни с кем не смела и не стала, так как была убеждена в том, что она не имела права делать это, особенно теперь, когда всё было подготовлено для победы объединённых саков. Она не решалась посягнуть на всеобщую уверенность в ней. Никому нельзя было так поступать. Отчего в ней занозой сидело это предчувствие, она не могла понять даже сама, но с каждым мгновением, приближающим их к указанному сроку, тревога лишь усиливалась, терзая её душу.

Время до полуночи перед решающим днём она провела под открытым небом, всматриваясь в даль, туда, где находился Руса вместе с тридцатью тысячами массагетов. «Неужели больше никто не чувствует того, что чувствую я? Или они тоже молчат, не говоря никому о своих тревогах? Я не могу ничем, кроме пустых ощущений, объяснить свои догадки, да и им, признаться, у меня нет хоть сколько-нибудь значимых подтверждений. Как всё нелепо. Ведь я сама просила Турпана поступить именно так, как всё сейчас и происходит. Что такого опасного для нас могут придумать Ардава и Хадыш? Где они найдут или уже нашли нашу слабинку? И в чём? Может быть, всё это во мне от усталости и пережитого напряжения в последние дни? Нет. Своим чувствам я верю. Они меня ещё никогда не подводили. Не зря же меня гложет это назойливое сомнение. Но в чём оно кроется, не могу понять», – вконец обессилевшая от таких тяжёлых мыслей, Далайя прилегла и тут же уснула.

Чуть забрезжил рассвет – войска уже были в полной готовности. Оставалось ждать.

Немного отдохнув, Далайя уже чувствовала себя гораздо легче, голова была ясной, особой тревоги на душе не было. «В