Тиран Рима - Саймон Скэрроу

рукой, друзья! Между нами и богатством, которого хватит на всех, стоят только эти сопливые выродки из городских когорт! Они называют себя солдатами… - презрение в его голосе было осязаемым. - Да они просто головорезы в доспехах. Псы Цезаря, его убийцы, которым платят за то, чтобы держать нас подальше от того, что по праву должно быть нашим! Слишком долго мы терпели!

Буллон сделал паузу и когда продолжил, в его голосе дрогнула нота ярости и боли.

- Они убили моего сына. Эти ублюдки убили моего единственного сына! Так же, как они убили ваших детей, ваших отцов, братьев, даже ваших женщин! Они должны сдохнуть – все до единого, вместе со всяким, кто станет у нас на пути в этом дворце! Кто со мной?!

Он взметнул меч в воздух, и его люди повторили за ним, потрясая оружием и кулаками в сторону людей Катона.

- Смерть Поппее! - заревел Буллон. - Смерть Нерону! Смерть врагам народа Рима!

Его крик подхватили головорезы, и вскоре он, словно волна, разошёлся по всей толпе, превращаясь в ритмичный рёв, вибрирующий в ночном воздухе так, что Катон ощущал его гул нутром даже отсюда. Рёв нарастал, грозя сорваться в ярость, когда Буллон опустил меч и махнул людям вперёд. Они не бросились в атаку – лишь подошли вплотную, на несколько шагов от солдат, подняв оружие. Позади факелы поднесли к вязанкам хвороста – и те мгновенно вспыхнули яростным пламенем.

Буллон взмахнул мечом вперёд, и горящие связки полетели в людей Катона, разлетаясь искрами и угольками по их щитам. Некоторые перелетали линию и падали безвредно, но другие – проскакивали в щели между щитами и осыпали солдат горящими фрагментами. Только огонь способен так стремительно сеять панику. Люди били по пылающим клочкам на туниках и на открытой коже. Строй дрогнул и рассыпался, отшатнувшись от новой угрозы.

Буллон поднёс ладонь ко рту.

- Ну же, ребята! Взять их!

С боевым воплем он бросился вперёд, и люди ринулись за ним. Они пробили дрогнувший центр Второй когорты и тут же рванулись по сторонам, расширяя разрыв, чтобы за ними хлынула вся толпа. Катон наблюдал это с тошнотворным ощущением ужаса, видя, как его людей сметают, выбивают из строя и заставляют сбиваться в маленькие защитные круги, где каждый сражался за свою жизнь. Те, кто оказался отрезанным или попытался бежать по ступеням, были настигнуты и зарублены без пощады.

Настал момент, которого он боялся. Периметр больше не удержать. Теперь оставалось одно – отступить к императорским покоям и сделать их последним оплотом. Там придётся держаться, надеясь, что тяжёлые потери, иссякающий запал и насытившийся грабежом народ в конце концов рассеется, а защитники дотянут до рассвета. Если нет – они хотя бы умрут с честью, сражаясь до последнего.

Он развернулся и позвал буцинатора. Когда тот выбежал на террасу, Катон кивнул ему:

- Дай сигнал отступать.

******

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Когда ноты сигнала прокатились по дворцу, Катон поспешно начал планировать оборону зала аудиенций и императорских покоев за ним. В передней части дворца у него было под командованием более четырёх сотен человек из Третьей когорты. Помещение имело несколько дверных проёмов помимо главного входа и было почти пустым – лишь несколько скамей вдоль стен. Катон решил, что удержать такое пространство будет сложно. Лучше отступить в сам зал аудиенций, где всего два входа: один вел обратно в переднюю, другой – за помостом с тронами – поднимался по короткой лестнице в императорские покои.

Под потолком имелись несколько проёмов для света, но Катон решил, что бунтовщики едва ли смогут воспользоваться ими, чтобы проникнуть внутрь.

Указывая на скамьи, он приказал ближайшим солдатам перенести их в зал. Помещение было столь же пустым: только позолоченный трон Нерона с подушками, да два трона поменьше, стоявшие позади – по одному с каждой стороны. Годы назад его мать нарушила протокол, заявив, что будет присутствовать при государственных делах. Теперь её место заняла Поппея. Нероном его женщины владели так же, как льстецы, отметил Катон с горечью.

Он поставил две центурии прикрывать входы в зал аудиенций, чтобы они оставались открытыми для тех, кому удастся добраться раньше толпы. Он понимал, что его разрозненные силы рискуют быть смяты, и доверял своим офицерам: если они не смогут прорваться к залу, то по примеру самого Катона найдут подходящее место и забаррикадируются там. Большинство, по его расчётам, успеет добраться до командного пункта. Но без потерь не обойтись.

Погибнут раненые, которых придётся оставить. Те, кто не сумеет вырваться от преследователей. И те, кто решит стоять насмерть.

Он вернулся в зал аудиенций и отдал приказ одному из опционов.

- Хочу, чтобы эти троны были вот здесь, у дверей, чтобы мы могли их перегородить. Выглядят достаточно крепкими для такой работы.

- В том-то и дело, господин, - ответил опцион. - Я только что пытался их сдвинуть. Только боги знают, сколько эти хароновы штуки весят.

- Тогда используй столько людей, сколько потребуется. Главное – поставить их на место.

- Слушаюсь, командир.

Катон прошёл через зал и поднялся по лестнице в императорские покои. Офицер у дверей шагнул ему навстречу.

- Что означает этот сигнал трубы, господин?

- Бунтовщики прорвали периметр. Передайте Цезарю, что я стягиваю всех, кого смогу, в зал аудиенций и попробую удержать их там. Но если это окажется невозможно, я намерен отступить в императорские покои и держать оборону здесь до конца. - Он особенно выделил последние слова. - Если Фортуна к нам благосклонна, мы переживём эту ночь. Если нет… Цезарю стоит решить заранее, что он хочет, чтобы с ним сделали. Сомневаюсь, что он пожелает попасться в их руки живым. То же самое касается Поппеи.

- Я передам, командир. - Офицер понизил голос, тревожно. - Всё действительно так плохо?

- Уже да. Убедись, что Цезарь понял ситуацию.

Катон поспешил обратно в зал – туда как раз вползли первые люди, откликнувшиеся на сигнал: задыхаясь, согнувшись пополам после долгого подъёма по лестницам и пандусам. Ни Макрона, ни Лемула, ни людей Первой когорты пока не было видно.

- Проходите в зал аудиенций! - приказал Катон подошедшим. - Строиться там! Живо!

Он подошёл ко входу и взглянул вниз по коридору, ведущему во внутренний двор. Навстречу ему бежали люди. Он с облегчением отметил, что большинство сохранили щиты и оружие. Торжествующий рёв толпы доносился уже отчётливо, и Катон почувствовал озноб страха от этой жажды крови.

Отступив в