Тиран Рима - Саймон Скэрроу

Однако одно обстоятельство тревожило Катона сильнее других: заговорщики ни разу не упоминали, что Бурр на их стороне. Катон никогда не считал Бурра человеком, способным на участие в заговоре – тот был слишком прямолинеен, слишком предан долгу и моральному кодексу, чтобы примкнуть к Пизону и его людям. Значит, его обезвредили, а часть офицеров захватила командование преторианцами.

Оставался вопрос: знали ли сами преторианцы, что ими манипулируют? Это казалось невероятным. Одно дело – втянуть в заговор горстку офицеров. Совсем другое – заставить десять тысяч солдат повернуть оружие против своего императора. Если преторианцы действительно перешли на сторону заговорщиков, у Катона и защитников дворца не было бы ни малейшего шанса выстоять – ни против них, ни против толпы. Люди городских когорт окажутся перед жёстким выбором: остаться верными Нерону и погибнуть рядом с ним или переметнуться к заговорщикам и спасти свою шкуру.

Он отогнал тягостные мысли, когда уловил нарастающий рев толпы на Форуме. Катон испугался, что это может означать начало штурма. Но звона оружия и выкриков офицеров не слышно. Значит, происходит что-то другое.

Катон поспешил через зал аудиенций к источнику шума, который оказался громче всего прямо под императорскими покоями. Выбежав на узкий балкон, тянувшийся вдоль стены и выходивший на Форум, он поднял взгляд – и увидел знакомую фигуру Нерона, стоящего у балюстрады садовой террасы.

Император поднял руки и вытянул их под углом.

«О милосердный Юпитер Наилучший Величайший», - торопливо взмолился Катон. – «Только бы он не стал говорить. Только не это. Не сейчас».

Гул толпы продолжал расти. Надежда Нерона, что одно лишь его появление усмирит протестующих, провалилась с треском. Он несколько раз вздымал руки, призывая к тишине, но его мольбы игнорировали.

Он на секунду обернулся, взял что-то у раба, стоявшего позади, – и в следующее мгновение швырнул на Форум пригоршню серебряных монет, вспыхнувших в медовом отблеске заходящего солнца. Затем ещё, и ещё. Монеты ливнем посыпались вниз, и выкрики толпы стихли, когда люди ринулись к падающему серебру.

Воспользовавшись отвлечённостью, он выкрикнул.

- Римляне! Цезарь приветствует вас на Форуме и осыпает серебром так же, как кормит и развлекает вас! Ведь Цезарь любит вас, как собственных детей!

Он метнул новую горсть монет, бросая их так далеко, как позволяла рука. Теперь Катон мог слышать, что в толпе кое-кто уже одобрительно кричит в ответ. Его первый ужас по поводу того, что Нерон решился обратиться к толпе, начал понемногу отступать. Возможно, у императора получится переломить настроение.

Нерон принял эти крики благосклонно: скромно склонил голову и приложил руку к груди, перед тем как продолжить.

- Я никогда не принимал вашу любовь как должное, и понимаю те сильные чувства, что привели вас сюда сегодня. Я – отец народа. И как любой отец, я нуждаюсь в наследнике. В ребёнке, которого смог бы представить своему любимому народу. В сыне, который однажды будет править Римом и любить вас так же, как я люблю. А если не в сыне – то в дочери, которая станет матерью будущего императора! Вы все знаете, что Октавия не смогла подарить мне ребёнка, и по этой единственной причине мне была нужна другая жена. Это не из-за отсутствия любви или уважения я был вынужден развестись с ней!

Он сделал паузу, позволяя своим словам отразиться от зданий, окружавших Форум. К удивлению Катона, почти все лица в толпе были обращены вверх, к императору, внимательно слушая его импровизированную речь. Он завладел их вниманием и сумел притушить их ярость – и Катон нехотя признал, что Нерон достаточно талантливый артист, чтобы, возможно, повернуть толпу в свою сторону.

- Мне нужен наследник! Риму нужен наследник! Во имя порядка и мира. И, хвала богам, Рим был благословлён тем, кто способен исполнить эту нужду!

Надежда Катона рухнула так же быстро, как и поднялась.

- Боги даровали мне – и Риму – самую прекрасную и любящую женщину, чтобы исполнить долг, который наша дорогая Октавия исполнить не смогла. Представляю вам мою новую жену, вашу новую императрицу – Поппею!

Когда он вывел её вперёд, её светлые волосы вспыхнули, словно пламя, в умирающем солнечном свете. Нерон указал на лёгкое округление её живота и вновь воззвал.

- Смотрите! Мой ребёнок растёт в её утробе. Мой ребёнок. Мой наследник. Я делю эту радость с вами!

- Бросьте шлюху в Тибр! - выкрикнул кто-то, и толпа взревела одобрительно, перекрывая Нерона новыми оскорблениями в адрес его и Поппеи.

Нерон попытался вновь усмирить их, но он утратил контроль, и даже новый дождь серебряных монет не смог отвлечь людей. Ярость кипела в толпе сильнее, чем прежде, и какофония криков полностью заглушила императора; его дальнейшие попытки говорить выглядели только всё более унизительно.

Ситуацию усугубила и Поппея: она потрясла кулаком в сторону толпы, затем высокомерно отвернулась и ушла, пропадая из виду под оглушительный хохот, свист, глумление и вопли людей, набившихся на Форум.

Насмешки стремительно переросли в ярость, а та – в бешенство. С тошнотворным ощущением под ложечкой Катон увидел, как толпа сжимается у ворот внешнего двора. Некоторые притащили верёвки, быстро привязали их к железным створкам, и толпа дружно взялась за концы. Прежде чем защитники успели отвязать или перерезать верёвки, воротина дёрнулась, петли лопнули, и она рухнула, размазывая тех несчастных, кто не успел отпрыгнуть. Толпа хлынула в образовавшийся пролом; часть людей задержалась, чтобы оттолкнуть вторую створку в сторону, и затем яростным потоком понеслась на людей Катона, в тот миг как их трибун приказал им сомкнуть щиты и бить без команды.

Катон вцепился в край балкона, сердце провалилось в пропасть, когда он увидел, как обезумевшая толпа врезается в передний строй его солдат. Он заметил новые толчки толпы и у других входов дворцового комплекса – люди Нерона жаждали его крови.

- Вот дерьмо… Понеслось.

******

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Катон наклонился вперёд настолько, насколько осмеливался, чтобы разглядеть атаку на главный вход во дворец. Толпа давила вверх по пандусу, через распахнутые ворота, наваливаясь на щиты солдат, выстроившихся поперёк двора. Те уже вытащили мечи, но пытались оттеснять людей щитами, а не рубить – хотя было ясно: вопрос лишь во времени, когда польётся кровь и схватка превратится в бойню.

Инстинкт вопил, что нужно спуститься во внешний двор и лично удерживать людей от паники. Но Катон понимал: он должен оставаться наверху, командовать всей ситуацией, держать связь со всеми секторами обороны, получать доклады и перебрасывать подкрепления.