Испанская баллада - Лион Фейхтвангер

А Эллинор уже перешла к девятнадцати сугубо хозяйственным вопросам, от решения которых – по мнению Иегуды – зависело, какому из двух королевств достанется господство над полуостровом. Эллинор умудрилась с точностью до сольдо разграничить права и обязанности Кастилии и Арагона. Представители сих двух держав внимали ее словам то с удовлетворением, то с досадой.

Под конец старая государыня объявила свое решение насчет требований, что были выдвинуты Гутьерре де Кастро. Дон Альфонсо обязуется выплатить ему две тысячи золотых мараведи в качестве виры – пени за убийство брата (Эллинор не постеснялась произнести это жестокое слово, «вира»). Названная сумма была непомерно большой; слушатели едва могли скрыть свое изумление.

– Однако же, – добавила Эллинор так, будто вносила незначительное уточнение, – Кастро напрасно думает, будто у него есть права на этот пресловутый кастильо в Толедо. Кастильо находится в собственности дона Альфонсо, вернее, в собственности человека, который выкупил его законным путем. Иначе говоря, сей дом остается кастильо Ибн Эзра.

Донья Леонор всеми силами старалась скрыть свое возмущение, но лицо ее заметно побледнело. Зато Альфонсо, который даже не надеялся на подобное решение, облегченно вздохнул. Будь он принужден прямо сейчас отнять кастильо у еврея, это было бы крайне неприятно.

– Вот мы, похоже, и до конца добрались, – молвила Эллинор. – Я распорядилась подготовить документы, в которых будут учтены все частности, и прошу советников представить их на подпись своим государям. Уже с сего дня, когда я скрепила подписью свое решение третейского судьи, все, что записано в упомянутых документах, имеет силу закона.

Поскольку старая королева отлично заметила недовольство доньи Леонор, она сочла нужным пояснить, когда они остались наедине:

– Пора бы тебе, дочка, набраться ума. Страсти по-прежнему затмевают твой рассудок. Пораскинь мозгами и сообрази, что величайшей глупостью с нашей стороны было бы объявлять войну еврею. Неужели ты желаешь, чтобы этот барон Кастро утихомирился? Для тебя же будет выгоднее, если у него зачешутся руки снести голову еврею-наглецу. – Она на минуту замолчала, выжидая, пока сказанное ею запечатлеется в сознании доньи Леонор. Затем продолжала наставительно: – Запомни одно правило, моя кастильская дочь: никогда не давай просителю всего, чего он домогается. Сию премудрость мне внушила матушка моего Генриха, давно уже почившая императрица Матильда. Вот в каких словах она это выразила: «Желаешь, чтобы сокол бил для тебя птиц, так не корми его, а только дразни видом корма». Поступай по сему правилу и ты, донья Леонор: как следует раздразни этого самого Кастро видом кастильо. – Помолчав еще немного, она добавила: – Не сердись, что я иногда выражаюсь резко и даже браню тебя. Я знаю, ты действовала умно, ты устранила много препятствий, чтобы выдать замуж дочь и добиться союза с Арагоном. У тебя есть политическое чутье. Скорее всего, мы видимся в последний раз, и мне бы хотелось расшевелить в тебе эту любовь к политике. Властолюбие долговечнее всех прочих страстей. – Эллинор закрыла глаза, изливая перед дочерью свои сокровенные думы. – Какое это огромное блаженство – повелевать толпами людей, возводить города, собирать земли воедино и снова разделять их границами. Созидание – радость, и разрушение – тоже радость. Большая победа – большая радость, но даже от своих поражений я не отказываюсь. Тебе я признаюсь, только ты больше никому не рассказывай: даже отлучение от церкви меня развлекло и позабавило. Когда тебя предают анафеме и что-то читают из Библии, и горит множество свечей, и бьют во все колокола, а потом сразу гасят в алтаре свечи, завешивают иконы, и колокольный звон смолкает, тогда в тебе разрастается неистовое желание, чтобы снова зажглись свечи, зазвучали колокола, – неукротимая воля приходит на подмогу разуму. И ты перебираешь всевозможные средства и выходы: держать ли сторону нынешнего папы, пытаясь хитростью смягчить его сердце? Или посадить на престол антипапу, который предаст анафеме своего соперника, погасив все свечи и заглушив колокола?

Донья Леонор жадно впивала это негромкое наставление. Она была благодарна за то, что мать поделилась с нею сокровенными чаяниями. Леонор докажет, что и она кое на что способна.

Эллинор открыла глаза и посмотрела прямо в лицо дочери.

– В большом сердце всегда найдутся пустые закутки, – отметила она. – Там легко может поселиться скука, меланхолия, великая врагиня – acedia. А чтобы заполнить пустоту в сердце, нужно быть человеком страстным. Погоня за властью, все новой властью – вот самый лучший, благодетельный, неумирающий огонь. Поверь мне, дочка, политика способна разгорячить кровь не хуже, чем самая упоительная ночь любви.

Глава 2

Среди прочих гостей явился к бургосскому двору и клирик Годфруа де Ланьи, представитель принцессы Марии де Труа, посланный ею, дабы присутствовать на бракосочетании инфанты Беренгарии. Годфруа был близким другом недавно скончавшегося Кретьена де Труа, знаменитейшего из труверов, и, стоило Годфруа показаться в обществе, рыцари и дамы сразу же требовали, чтобы он почитал им что-нибудь из творений своего друга.

Великий поэт Кретьен де Труа написал множество прекрасных романов в стихах, изобилующих вымыслом, глубоких по содержанию. Поведал он, например, о причудливых, сказочных и все-таки назидательных поворотах судьбы Гвилельма Английского, о непостижимых, упоительно-блаженных любовных чарах, соединивших Тристана с Изольдой, об удивительных приключениях рыцаря Ивэйна в таинственных замках, о странствиях и мечтаниях прямодушного, исполненного предчувствий юноши Персеваля. Но больше всего дамам и кавалерам нравилось слушать историю о Ланселоте, Рыцаре телеги. Годфруа тщетно втолковывал им, что Кретьен считал эту поэму не слишком удачной и даже не закончил ее. Так уж получилось, что «Ланселот» сделался самым известным из всех его творений, и рыцари с дамами неустанно требовали, чтобы Годфруа читал им именно эту историю.

Содержание поэмы о Ланселоте, Рыцаре телеги, таково: Ланселот, лучший из христианских рыцарей, любит благородную даму Геньевру и, когда та попадает в беду, отправляется в путь, дабы освободить ее. Ланселот теряет коня, он уже отчаялся нагнать похитителя Геньевры. Но тут мимо едет телега, используемая вместо позорного столба, и хозяин ее, мерзкий карлик, с насмешливо-учтивыми поклонами приглашает Ланселота усесться в телегу. Трудно вообразить больший позор для рыцаря, чем ехать в такой повозке. Ланселот колеблется секунду-другую, затем садится в телегу и едет с карликом, а горожане над ними потешаются. Ему удается освободить благородную даму. Она же не допускает его пред свои очи, а вместо того велит передать Ланселоту, чтобы он на ближайшем турнире скрыл свою силу и ратное уменье, чтобы он позволил себя победить. Он повинуется