Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

– Забираю я заявление, забираю! – закричал Николай Михайлович, предусмотрительно отходя от супруги.

– Я тебе заберу! – грозно сказала она и велела адвокату, который ей очень нравился, продолжать.

– Продолжаю, – адвокат вдохновился и говорил не по бумаге. – Вопрос ссоры лошади и машины, граждане, – вопрос планетарный. Лошадь – экологически чистое существо, машина – смерть природе, планете, нам с вами, здесь сидящим.

– Конечно, машина – смерть, – закричал Николай Михайлович: ему надо было зарабатывать прощение жены. – Я вот еду по обочине, а они все жжик-жжик мимо, на нас гарью и копотью. Ладно, думаю, мы с Малюткой едем трюх-трюх, трюх-трюх. И точно, глядим: машина в кювете, хозяин рядом, машина горит, в крови. Хорошо еще, если жив. Мы же его и спасаем. Извините, перебил.

– Нет, нет, – поблагодарил адвокат, – это в ту же струю. Лошадь в отличие от машины – существо не только экологически чистое, но и глубоко национальное. Немецкая лошадь не выдержит русских условий. Это отражено и в приметах. Наша лошадь, приснившаяся во сне, по примете означает, что хозяин её окружен ложью. Ложь – лошадь, видимо, срабатывает это созвучие. Но по-немецки лошадь – пферд, а лгать по-немецки – люген. Что же должен думать немец при виде во сне лошади? Также заметьте, что программа «Вести» по телевидению, полная лжи, открывается ржущими лошадьми.

– Это не по теме, – перебил судья.

– Но близко к ней, – сказал адвокат.

– Вы замечаете, граждане, что лошадей все меньше, а лжи все больше?

В общем, и этот суд ничем не кончился. Вернее – кончился тем, что Николай Михайлович уже категорически потребовал свое заявление назад. Может, его подвигало желание накормить с утра голодную Малютку. Он боялся только демарша жены, но и Прасковья Ивановна махнула рукой. Южные люди, забывшие на радостях о всяких «Цинандали» и чохохбили, помчались к отгружающему северный лес Георгию, чтобы сообщить ему приятную новость. Так что Николай Михайлович вынужден был вспомнить всё про тот же дешёвый портвейн «Кавказ».

Окончательно вся история завершилась тем, что из суда пришла бумага с требованием уплатить судебные издержки. Тут-то Николай Михайлович и рот раскрыл, а закрыть забыл. А жена его пошла в церковь и поставила свечку, в том числе и за Георгия. Несчастный человек: там семья, тут любовь, машину поцарапали, как не пожалеть. И кто его пожалеет, кроме нас? Никто. Это мы только себя не умеем жалеть, а других сколько угодно.

Живи, Георгий, живи. Очень по тебе на Кавказе стосковались. Может, там из русского леса и дом себе выстроишь.

Два снайпера

В поезде Москва – Одесса я ехал в Приднестровье, в Тирасполь. Со мною в купе, тоже до Тирасполя, ехал снайпер-доброволец, а мужчина с молодой девушкой ехали в Одессу.

Снайпер был немного выпивши, возбужден, выпоил мужчине, который назвался новым русским, девушке и себе бутылку с чем-то и ушел добавлять. Я залез на верхнюю полку и то дремал, то пытался чего-то читать. Мужчина внизу непрерывно и сердито шептался с девушкой. О чем, я и не прислушивался.

Девушка вдруг вскочила, оттолкнула мужчину, громко сказала: «На первой же остановке!» – и вышла из купе. Я зашевелился, обнаруживая свое желание спуститься.

Совершенно неожиданно мужчина, новый русский, стал говорить, что вот эту девушку он нанял, он даже сказал, что купил, ехать с ним в заграничный круиз.

– Греция, понимаете, Кипр, Израиль. А она – видели? – заявляет, что хочет обратно, мамы боится. Мамы! Мы так не договаривались.

– А как договаривались?

– Чтоб без проблем. Путевка, потом еще особая плата и – до свиданья. Мама! Лучше б я ее маму взял. Мне не трудно ее обратно отправить, женщину я и в Одессе куплю, но опасно. Почему? У меня дружок купил, а домой, жене, заразу привез. Это ж Одесса, там любую со СПИДом подхватишь, а справку принесет, что здоровая.

Девушка вернулась в купе, достала огромный специальный ящичек для косметики и принялась демонстративно наводить красоту на свое и без того хорошенькое личико. Мужчина опять стал ее уговаривать. Чтоб им не шептаться, я вышел в коридор. Сосед-снайпер вовсю дымил еще с одним мужчиной, который оказался… тоже снайпером. Это мне мой сосед объяснил. Они курили и говорили, что это не дело, когда девчонки идут в снайперы. Вон в Бендерах были «стрелочницы» из Прибалтики, это не их дело, это дело мужское. Видно было, мужчинам не терпелось пострелять.

Из нашего купе вышли мужчина с девушкой. Проходя мимо, новый русский мне, как посвященному в его дела, доложил торопливо и вполголоса: «В ресторан уговорил!»

Я вернулся в купе, завалился на полку и не просыпался до утра, до самой украинской таможни. В вагон вошли такие гарные хлопцы, такие дуже здоровые парубки, что, если бы они не паспорта проверяли, а землю пахали, Украина завалила бы всех пшеницей. В Канаду бы продавала. Хлопцы были в форме, похожей на запорожскую, были все с усами, говорили подчеркнуто на украинском. Нам было предложено «гэть из купе», чтоб они обыскали и купе, и вещи. Мужчина успел радостно сообщить, что девушка обещала подумать, что он увеличил ей плату. «Мне ж это дешевле, но даже и не деньги, но чтоб с другой не вязаться, к этой все ж таки привык».

Таможенники «прикопались» только ко мне. Зачем я еду?

– Мне же интересно видеть самостийную, незалежню, незаможню Украину.

– Шутковать нэ трэба, – сказал мне усатый таможенник. – Вы письменник?

– Да, радяньский письменник. Царапаю на ридной русской мове.

– Нэ шутковать.

– Какие шутки. Можете записать, что я украинский письменник, пишущий на русском диалекте.

– На яком диалекте?

– На русском. Это следствие, рецидив, так сказать, имперского мышления.

Слово «имперское» могло погубить, но, на мое счастье, таможенника отозвал офицер.

Потом была молдавская таможня, потом приднестровская. Я уж решил лучше молчать. Снайпер тяжело приходил в себя. Он встряхивал головой, поводил мутными, плохо прицеливающимися глазами, наконец попросил меня выйти и посмотреть, есть ли в коридоре тот снайпер. Я посмотрел – никого. Тогда он соскочил с полки, сбегал умылся, сел напротив и сказал:

– Все очень серьезно. – Он закрыл купе изнутри. Соседи наши уже ушли в ресторан завтракать.

– Что серьезно?

– Того снайпера видел вчера?

– Ну.

– Он не к нам едет. Он к румынам едет, понял? К молдаванам. Он с той стороны будет стрелять. Он, гад, за деньги нанялся, я-то из патриотизма, ну, гад! А мы вчера разговорились, а он-то думал, что я тоже нанятый. Ты, говорит, за сколько и на сколько контракт подписал. Тут-то