Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

Попробую рассказать, чем я интересовалась и чем я жила помимо учёбы в восьмом классе, заглядывая в несколько писем Эммы Гребельской. Наверняка я ей писала о том, что волновало меня, и она мне отвечала в том же духе.

8.10.1954 г.

«Здравствуй, Люсенька!

Ты ещё, наверно, не знаешь, что мы ездили недавно в колхоз. Письмо-то я тебе больше из-за этого и не писала. Твоё я получила, когда была в колхозе. Мы в Устиново ездили, 12 км от Ленинска. Работали там с 8 сентября по 17-е, хотя полагалось до 25. Мы раньше уехали, так как «справились» с картошкой быстро, да к тому же морковь и свёклу убрали. В общем «робили» на славу. Днём наработаемся (с 8 утра до 6 вечера), а вечером на танцы идём, гуляем до 12-ти, до 1 ночи. Веселее было, чем сейчас дома. Шурка Бодров тоже там был со своим техникумом. Ну и покутили же мы там (мы – наши девчата, наш класс). Ух! «Весело было нам, всё делили пополам». Бастовали не раз, особенно мальчишки. У них там у мальчишек целая каша заварилась. Они от нас отдельно жили, мы на квартирах, а они на стане все вместе. Вот они и вытворяли всякие чудеса. Расскажу тебе обо всём при встрече.

Кроме Устинова, мы ещё ездили на работу в Филимоновский совхоз, на один день. Турнепс дёргали, да с таким усердием, что у всех животы заболели (короче говоря – облопались). Зато весело! В общем, нынче нам досталось, поработали, а теперь за ученье взялись (спустя рукава)».

В те годы школьников и студентов в разгар уборочной часто привлекали к сельхозработе. Как писал мне мой брат Женька: «Уехал убирать «моркофель». Из письма подружки видно, что ничего плохого в этом для нас не было. Молодые – энергии много, отчего и картошку не помочь взрослым убрать, а заодно пообщаться не в надоевших школьных стенах в присутствии учителей, а на природе, где свободы больше. И натанцеваться после работы успевали, и мелкий кадрёж (мелкий, но важный!) случался. Главное, интересно и весело так жить, если недолго!

«Я в этом году учусь никудышно. Уже получила тройку и двойку по химии, тройку по немецкому языку и несколько пятёрок. Середины для меня не существует: или 5 или 2, или в крайнем случае три. И, конечно, «сии блистательные успехи» только из-за лени-матушки. Ну, ничего, я надеюсь, что исправлюсь, если подналягу и не буду пионервожатой».

Мои подружки-отличницы стали съезжать с отличных оценок. Объясняли это ленью. Я тоже замечала, что иногда было трудно заставить себя что-то делать. Ничего не хотелось! Хотелось завалиться на кровать с книжкой и читать. Порой мама или бабушка уговаривали сходить в магазин за хлебом, а я сопротивлялась. Не хочу! Но мне ещё удавалось держать себя в узде дисциплины. Надо учить уроки, чтобы не оскандалиться завтра в школе, если завтра спросят или будет контрольная!

«Надеюсь, ты не будешь задерживать с ответом. Постарайся, пожалуйста, ответить быстрее, а то я с тоски подохну».

Вот! Настоятельная жажда общения у подружки со мной. Ведь я была теперь далеко, как бы из другого мира, где могут происходить более интересные события и нет места скуке. А у меня было такое же ощущение, что на Ленинске мои друзья живут интереснее и веселее, чем я.

«Да, чуть не забыла. Наш Валька шлёт тебе междунар. молодёжн. игру. Я его умолила послать тебе, не знаю, участвовала ли ты в ней раньше. Ваш Герка, наверно, участвовал, так как я ему посылала. Я послала ему, а не тебе, т.к. была в зависимости у нашей Светланы Семёновны, и она велела мне послать письма (4 шт.) тому, кому ей хотелось. Видишь ли ты нашу Светлану? Как она там? Я уж по ней соскучилась, не знаю как».

Валька – это брат Эммы. Светлана – её старшая сестра, училась на Ленинске вместе с моими братьями, а потом переехала в Миасс, жила в общежитии недалеко от нашего дома. Мои братья нашли её, и первое время они общались. Наверное, Света привела нас троих к своим каким-то родственникам. Дома находилась только чернявенькая хозяйка, но и она, приготовив чай с печеньем, ушла куда-то. Мы впервые в жизни увидели магнитофон, записывали на разные лады голоса друг друга. Я отметила, мой собственный голос звучит совсем не так, как я себе представляла. Мне казалось, что это не я. Вместе с тем голоса братьев и Светы были узнаваемы до малейшей интонации. Оказывается, в действительности мы слышим свой внутренний голос и не так, как его слышат другие. Мне очень захотелось иметь такой же магнитофон, чтобы петь и записывать свой голос, и слышать, как я пою на самом деле. Но магнитофон тогда был для многих недостижимой редкостью.

Во время наших посиделок зашла от соседей приехавшая к ним из деревни простая и полуграмотная тётка. Очень говорливая. Наш Герка решил подшутить над нею, незаметно включив магнитофон на запись. Тётка беспорядочно и взахлёб пересказывала все местные сплетни, иногда у неё проскакивали грубые матерные слова. Потом тётку усадили пить чай с нами – мы в это время сидели все за столом, и Герка включил магнитофон на воспроизведение. Тётка не сразу поняла, что говорит она. Думала – радио или ещё кто-то. Постепенно, когда смысл сказанного стал доходить до мозга, лицо её приобретало изумлённое выражение, глаза выпучились, и она стала растерянно повторять:

– Господи! Чё это? Да кто говорит? Да ведь это мои слова!

Натешившись произведенным эффектом, мы ей рассказали и показали, как идёт запись на магнитофон. Тётка поначалу воспринимала всё как чудо, отказывалась верить, что это её голос доносится из чёрной коробки. Когда успокоилась, сказала:

– Ну всё! Продам свою корову в деревне, а такое чудо куплю себе! Своего старика буду пугать. Матерну его утром: «Вставай, старый пень, иди за водой!» Он услышит, а я лежу в это время, молчу и навроде сплю ишо. Откеля мой голос? Пусть разбирается.

…Что касается «международной игры» – было тогда наивное увлечение среди нас. Надо было послать четыре открытки в разные адреса своим знакомым, а знакомые – ещё четыре открытки по адресам своих знакомых. И так далее. Игра обещала, что за короткое время ты сможешь получить немыслимое количество открыток. Уже само название «международная» вызывает сейчас улыбку. У кого из нас были знакомые за границей, и