Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

и нашим классным руководителем. Нами она воспринималась хорошо – не знаю, чем она нас брала. Может быть, простотой и по-домашнему расположенностью к нам. Когда надо, и прикрикнет, но может и похвалить за удачный ответ.

Этот учебный год мне почти не запомнился. Я не обвыклась ещё ни в городе, ни в школе, ни в классе. Чаще всего свободное время проводила в обществе моей двоюродной сестрёнки Гали, бегала к ней в гору на Уральскую улицу, где стоял их дом, а она приходила к нам.

Надо сказать, Миасс со слов местного краеведа называют городом в золотой долине – город вытянут на десятки километров вдоль Ильменского хребта. Между старым Миассом, где была сосредоточена административная и партийная власть, и Октябрьским посёлком городского типа с проспектом Сталина и автозаводом, где жила наша семья, тянулась дорога, вымощенная камнем-брусчаткой. Ильменский хребет находился по одну сторону от этой дороги, а по другую сторону, в низинной части долины, располагались посёлки Известковое, Мелентьевка, Динамо. Сообщение между ними происходило чаще всего «пешкодралом» по незаасфальтированным и грязным в непогожее время дорогам. Автобусный парк у города был невелик, но по установленному расписанию ходили грузовики, так называемые «пассажирки», специально оборудованные в кузове сиденьями для пассажиров. Деревянные сиденья рядами закреплялись за борта грузовика с помощью металлических скоб. В плохую погоду над кузовом натягивался брезентовый тент, а в хорошие погожие дни «пассажирки» мчались с открытым верхом. Езда по брусчатке была очень тряской. И вот как запомнилось мне Первое мая 1954 года, и это то новое после моей деревенской жизни в Карасях и на Ленинске, что впервые вошло в мою городскую жизнь.

Город расцвёл красными флагами и транспарантами, все трудящиеся и школьники должны были собираться на демонстацию в старой части города, где у памятника Ленину на площади Труда выстраивались трибуны для партийной и административной городской власти.

Тёплый, солнечный день. Мама сшила мне к празднику новое весёлой расцветки платье, и я с удовольствием его надела. Настроение у меня праздничное: я впервые буду участвовать в демонстрации! Прибежали с сестрой Галькой к грузовикам-«пассажиркам», подогнанным к нашей школе. Впереди колонны должен был ехать автобус для нашего школьного начальства. Нам в автобус не надо. Нашли грузовик для нашего 7Г класса. Подпрыгнув, я ухватилась за борт грузовика, встала на колесо, и, стесняясь отсвечивать своим нижним бельём, быстро занесла ногу в кузов грузовика. Подол моего нового платья зацепился за острый край металлической скобы и с треском разъехался почти до талии. Чуть не плачу. Что делать? Как я буду выглядеть на демонстрации с разорванным подолом? Уже дана команда к отъезду, домой бежать поздно. Сестра Галька влезла в кузов удачливей меня. Села рядом со мной, стала утешать:

– Доедем до города и что-нибудь придумаем.

Праздничное настроение у меня испорчено. Решила, доеду до города и на демонстрацию не пойду. Как жалко! И пока я жалела себя, сестрёнка нашла выход. Сказала:

– Давай в городе сбегаем к Густоевым, попросим булавок и скрепим твой разорванный подол, а потом пристроимся к другой колонне и пройдём мимо трибун.

Так и сделали. У Густоевых тётя Шура была, к нашей радости, дома. Заохала, увидев моё испорченное платье, но и сказала в ответ на нашу просьбу дать нам булавки:

– Ну, какие там булавки? Я сейчас зашью, Люсенька, твой подол. Машинка тут не поможет, разрез рваной формы, надо вручную чинить.

Переодела меня в свой халат, поставила чайник на плиту и, пока мы с Галькой пили чай с конфетами и сушками, так искусно сшила края разреза, что моя мама долгое время после стирки и глажки моего платья не замечала «лишние швы» на подоле. Я маме ничего не сказала, всегда боялась, что она будет меня ругать за испорченную вещь.

И в тот майский день мы с Галькой догнали свой класс в колонне и прошли мимо трибун с криками во всё горло: «Да здравствует Первое Мая! Ура-а-а!» А надо бы мне кричать: «Спасибо Густоевой тёте Шуре!»

Скучаю по Ленинску

Меня тянуло к Ленинску и к одноклассникам, которых оставила. Живо интересовалась, как и чем они живут, в каникулы по возможности ездила навестить их. И между делом вела активную переписку по почте – с Люсей Чегодарь, с Галей Груздевой, с Эммой Гребельской. От Люси и Гали сохранились фотографии, а от Эммы нашла среди моих бумаг несколько писем. Я-то думала, что скучающей по мне будет моя закадычная подружка и соседка Люся Чегодарь, но она после моего отъезда как-то быстро перестала мне писать и выпала из моей жизни. Осталась одна её фотография с надписью: «О, дайте, дайте мне свободу!» Я ломала голову, что бы это значило и о какой свободе мечтала моя подружка. И только из писем Эммы Гребельской я узнавала, как течёт другая и нескучная жизнь моего класса, но уже без меня.

Попробую выбрать из её писем наиболее существенное для меня в те годы. Вот письмо, написанное в конце учебного года в седьмом классе:

«Ты, наверно, удивишься, когда получишь это письмо. Подумаешь: «С каких это сухарей Эмка мне написала?» А я сама не знаю, с чего это я пишу. Вдруг нашло на меня вдохновение, ну я и села писать.

Во-первых, напишу об экзаменах. Первые три экзамена я сдала на «5». Не знаю, как завтра сдам алгебру. Хочу сдать на «5», так как думаю идти в техникум. Но заниматься лень. Вот сейчас все ушли на консультацию, а я, лентяйка, забралась на чердак и пишу тебе письмо. Вчера я видела твою маму. Она говорит, что ты учишься по-прежнему отлично. Да иначе и быть не должно».

Седьмой класс был выпускным. Часть окончивших учеников уходила из школы совсем, многие поступали в техникумы. Но я сильно удивилась, что Эмма тоже собралась поступать в техникум. Наверняка поддалась чьёму-нибудь влиянию. Я для себя такой вариант продолжения учёбы даже не рассматривала. И Эмма верит, что у меня иначе и быть не может. То есть мой статус отличницы считается ею бесспорным.

«Как ты сдаёшь? «Шпаргалят» ли у вас в школе? Мы на географии здорово «шпаргалили», особенно первая смена (а я во второй). Люся Ч. попалась, но всё-таки 5 ей поставили».

Ну нет! Я – за честную сдачу экзамена. Тем более что по устным экзаменам нам заранее выдавали билеты, и я каждый билет отрабатывала «на зубок». Этому меня научила в четвёртом классе Люся Чегодарь, и теперь мне удивительно было