Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

тому же склону, по которому только что взошли наверх. И пришли туда же, откуда и вышли, замкнув круг. Обычное, кстати, дело, если идёшь наугад, без ориентиров. И это ещё хорошо, что нам попалась наша банка из-под сайры, иначе бы мы считали, что хребтик перевалили, стали бы здесь искать свой лагерь и, конечно, не нашли бы ничего и неизвестно куда упороли бы в наступившей темноте.

Как не хотелось опять тащиться с тяжёлыми рюкзаками в гору! Но куда деваться – двинулись, теперь уже осторожнее, всё время стараясь намечать прямой путь в створе различимых ещё деревьев, валунов, выворотней. Пересекли ось хребта, пошли по склону вниз. И ещё издалека увидели большой костёр в той стороне, где лагерь. Молодцы, ребята, догадались. Но мы никому не стали рассказывать, что чуть не заблудились. Компас компасом, но и самим надо было в оба смотреть.

А Витюля, Виктор Сергеевич, уже лет десять как на свете не живёт… Поездил с нами по северам, потом в городе нашёл хорошую работу, купил квартиру, завёл дачу. Одним очень жарким летом резко начали таять снега в горах, река, на которой стоял город, переполнилась, стала заливать пойму. А дача у него как раз в пойме была. Взял он велосипед и поехал посмотреть, что там делается. Да и многие тогда примчались – и на велосипедах, и пешком, – опасаясь за свои огороды и избушки: хоть и на курьих ножках, а всё же недвижимость. Кто-то из них и рассказал, как было дело. По пути им пришлось переходить вброд пока ещё мелкую протоку, возникшую в сухой старице. Когда наш Виктор Сергеич, убедившись, что его фазенду не затопило, поехал обратно, протока резко взбухла. Бывает, что накатывает с гор такой вот водяной вал. Ему бы переждать или поискать переправу в другом месте, а он сунулся – глубоко. Сам выскочил, а велик как-то упустил. Полез обратно в воду его ловить, да не удержался, ухватило его потоком, понесло вниз. Те, кто видел, побежали спасать, но не догнали: течение бешеное, он быстро скрылся из глаз. И всё-таки чуть дальше он сумел, видимо, уцепиться за кусты посреди протоки, однако с берега никто его не видел, а если он кричал – голоса не слышали… Когда паводок кончился, он так и лежал под этими кустами, он просто замёрз: вода с гор, ледяная. А всего-то надо было ему верёвку кинуть или шест какой-нибудь протянуть. Вот так судьба над нами издевается: в экспедициях ничего с ним не случилось, а здесь, вблизи города, рядом с людьми…

Кажется, километр-то я уже и прошёл, где же буровые? Опять холодком по спине пробежало опасение, что закрутил в тумане куда-нибудь в сторону. Но вот передо мной показалась тёмная полоска воды. Ручей! Это может быть только ручей Весёлый, за которым и находится участок буровых работ. Хотя снегу выпало много, но зимние холода ещё не наступили, и ручей не собирался пока замерзать. Журчал себе потихоньку.

На карте он вообще-то не был подписан – слишком мал, чтобы название иметь. Для удобства ориентирования мы сами давали имена таким вот безымянным ручьям, озёрам, вершинам. И чувствовали себя первооткрывателями, стиравшими с карт белые пятна. Обычно большинство названий здесь были эвенкийские, которые существовали, наверное, ещё до Ермака, но когда на планшетах попадались озеро Мраморное, гора Мишкина Катушка, ручьи Семь Грехов, Аэлита и даже Бисмарк, явно это не тунгусы топонимикой занимались. Это наш брат геолог, или топограф, или охотник из местных. И вот имя, данное кем-то из них географическому объекту, прижилось на карте. И сохранится там для будущих поколений. Поэтому всегда в глубине души жила надежда, что и твои фантазии будут увековечены. Название Весёлый ручью дал я, хотя ребята и подшучивали: «Чего же в нём такого весёлого – холодный, мелкий и рыбы нет».

Но как бы там ни было, а вот он – ручей Весёлый. Всё-таки я пришёл, куда хотел – в таком-то тумане, в сумерках. Вот слева в полумраке смутно обрисовалась дизельная на бревенчатых санях. Вот одна буровая, там, под горкой – другая. Третья где-то дальше, не видать. Заходить и перекуривать не буду, надо обратно двигать. Нашёл ёмкость, открутил кран, наполнил канистру, устроил её в рюкзаке. И отправился в лагерь.

Конечно, самое разумное было идти назад по своему же следу, который слабо, но различался в мутном свете. Но этот путь вдвое длиннее, а у меня теперь на плечах килограмм двадцать груза. С двух раз не заблудился, авось и на третий пронесёт.

Туман теперь, конечно, до утра не рассеется. А вот луна, похоже, долго ещё будет светить. Хоть и не полнолуние, но всё-таки что-то видно прямо перед собой и чуть дальше, а потом взгляд начинает увязать в сером сумраке. Опять по зрительной памяти наметил себе направление. Иду и теперь глубже в снег проседаю, канистра давит. Вспомнил, что никому не сказал, куда пошёл и зачем. Балок мой в стороне стоит, буровики своими делами заняты. Да я ведь и не собирался долго путешествовать. Если бы не туман, я бы уже давно вернулся, ещё до полной темноты. А угадать направление в лагерь труднее, чем на участок. В ту сторону котловина открыта, в горы не упрёшься. Не уметелить бы неизвестно куда. Впрочем, известно: спускаясь по долине с плато, выйдешь к речке Грамне. А там никакого жилья нигде поблизости нет. Но до Грамны далеко, километров двадцать. О том, что плутаешь, догадаешься раньше. Только легче от этого не станет. Так что надо как-то умудриться не пройти мимо лагеря.

Ну что ж, риск для нас почти обычное дело. И это даже хорошо, что в наш просвещённый, цивилизованный, изнеженный век есть возможность пережить что-то похожее на то, что испытывали первые землепроходцы, открывавшие новые земли, что в итоге позволило сделать нашу планету такой уютной для жизни. За исключением некоторых мест, в одном из каковых мы сейчас и находимся. И я, конечно, врал, когда мысленно говорил воображаемым туристам, что не нужен мне этот ваш туман и прочие р-романтические прелести. Нужен, да ещё как! Без этого мир стал бы пресным, и профессия превратилась бы в скучное зарабатывание денег. Если возникают рисковые ситуации, конечно, и тревоги испытываешь, и страх иногда, и мёрзнешь, и из сил выбиваешься. Но когда всё заканчивается благополучно и оказываешься опять в тепле, среди людей, за кружкой горячего чаю или даже чего покрепче, жизнь становится такой замечательной! И к себе