Дураки все - Ричард Руссо

Дуги насмешливо фыркнул.

Слушай себя.

Да? Впрочем, тебя я уже слушал, едва не погиб.

Думаешь, ты так легко от меня отделаешься?

Может, и нет. Не знаю. Может, я от тебя никогда не избавлюсь. Но это не значит, что ты будешь мною командовать. Здесь главный я, а не ты.

Бибиканье превратилось в долгий непрерывный рев. Реймер закрыл глаза, но звук от этого только усилился, будто гудок был в его машине. Снова зажегся зеленый, но не успел Реймер нажать на газ, как загорелся красный. Водитель задней машины рассвирепел и давил на гудок, понукая Реймера тронуться с места. Потом опустил стекло, высунул голову и заорал:

– Эй, придурок! Ты совсем, что ли?

Реймер вышел из машины и направился к водителю, с удовлетворением отметив, как тот изменился в лице, ярость сменилась опаской, а та – откровенным страхом. Стекло быстро поднялось, щелкнул замок, запирающий двери. Реймер левой рукой прижал к окну свой жетон, жестом правой велел опустить стекло. Водитель взглянул на жетон, потом на лицо Реймера, затем на уродливую стигму на его ладони, пытаясь разобраться в противоречащих друг другу признаках. То, что перед ним явно полицейский, успокоило водителя, с застенчивой улыбкой он опустил стекло, и улыбка его тут же исчезла от удара Реймерова кулака. Голова водителя резко качнулась вправо, пассажирское стекло усеяли капли слюны, водитель обмяк, но ремень безопасности крепко его держал. Реймер увидел, что глаза водителя закатились, и ощутил блаженство. “Вот, значит, как себя чувствовал Салли много лет назад, когда врезал мне по лицу”, – подумал Реймер. И почему он так долго отказывал себе в удовольствии рукоприкладства? Он даже жалел, что в машине сидел только один агрессивный козлина, а то с большим удовольствием вырубил бы еще пару-тройку таких же. Гул в его ушах сравнялся по силе с ревом автомобильного гудка, но, возвращаясь к своей машине, Реймер услышал, что весело напевает мотивчик, которому уже лет двадцать, не меньше, и вспомнил слова: “Я лучше буду молотком, чем гвоздем”[44].

Снова горел зеленый, Реймер включил передачу и не спеша проехал перекресток. Автомобиль сзади так и не тронулся с места, он уменьшался в зеркале и, когда Реймер свернул на дорогу к Бату, скрылся из виду. Примерно через полмили шум в ушах стих. Реймер съехал на обочину и повернул зеркало заднего вида, чтобы рассмотреть лицо, перепугавшее того козла. Интересно, если бы Бекка увидела такое лицо, быть может, она не разлюбила бы его? Что, если женщинам именно это и нужно? А может, даже ему самому?

Вернув зеркало в правильное положение, Реймер уставился на ладонь. Призрак скрепки по-прежнему виднелся посередине, но покраснение – возможно, заражение – и припухлость вокруг него увеличились в два раза, и теперь все смахивало на огнестрельную рану. Реймер с силой поскреб ладонь.

Еще сильнее. Какое блаженство.

Напомни-ка, сказал Дуги, кто тут главный?

Дом

“Сан-Суси” не работал, и проезд по его территории был закрыт; оставалась узкая, изрезанная колеями грунтовка, тянувшаяся по участку вдоль каменной ограды отеля. К дереву возле въезда был прибит знак “Частная собственность: посторонним вход воспрещен”. Салли его проигнорировал, Руб наклонил голову и недоуменно уставился на хозяина.

– Вижу, – сказал псу Салли. Порою ему казалось, что этот мелкий паршивец и впрямь умеет читать.

Пес в ответ неистово чихнул.

– Не желаю этого слышать. Сиди здесь, веди себя хорошо, иначе я отвезу тебя обратно и запру в трейлере.

Руб снова чихнул, еще громче, видимо показывая, что считает его слова пустой угрозой, каковою они и были.

Дорога добрые полмили вилась меж высоких сосен и наконец привела на пустую стоянку за отелем. Разноцветного автомобиля, к досаде Салли, там не оказалось, но Салли все равно заехал и припарковался.

– Двадцать минут, – сказал он Рубу, рассудив, что если тот умеет читать, то и времени счет тоже наверняка знает. – Если, когда я закончу, ты еще не вернешься, я оставлю тебя здесь. Понял?

Руб, похоже, все понял, поскольку подпрыгнул от радости и громко стукнулся головой о потолок; наверняка ему было больно, но не настолько, чтобы пес перестал прыгать и биться о потолок.

– Хватит уже, убьешься. – Салли перегнулся через Руба, открыл пассажирскую дверь. – Двадцать минут! – крикнул он вслед псу, и тот скрылся за углом отеля: в его распоряжении весь парк “Сан-Суси”, есть где порезвиться.

Оставшись один, Салли заглушил мотор, и нахлынули воспоминания. Если вдуматься, даже странно. Парк в какой-нибудь сотне ярдов от дома мисс Берил, но Салли не бывал здесь много лет. А ведь в детстве, пусть и недолго, он любил это место больше всего на свете.

После того как предыдущую инкарнацию отеля закрыли, отца Салли взяли главным хранителем и смотрителем “Сан-Суси”. В его обязанности входило следить за тем, чтобы сквозь какое-нибудь разбитое окно внутрь не проникли осадки, незамедлительно сообщать, если прорвало трубы или случилось еще что-то, и ликвидировать последствия. Самую ценную мебель и предметы интерьера убрали на хранение или распродали, когда закрыли отель, но в здании все равно оставалось много такого, что можно украсть, и Большой Джим своим присутствием должен был отпугивать воров и гуляк, которые допоздна пили в парке и оставляли после себя бутылки из-под виски. Еще Большой Джим должен был – по крайней мере, так он говорил Салли и Патрику, старшему брату Салли, – гонять городских мальчишек, которые, дай им волю, перелезут через кованую ограду и со своим футболом истопчут все ухоженные газоны. Ни к какой другой из своих обязанностей Большой Джим не относился так серьезно, как к обязанности вселять страх в этих чертовых сопляков.

Но Салли с братом дозволялось бегать по всей территории. Обычно они гуляли по парку, воображая, как это водится у мальчишек, будто заблудились в лесу, хотя на деле это было невозможно. Все многочисленные тропинки в парке начинались и заканчивались возле отеля, и нельзя было пройти больше полумили в любом направлении, чтобы не уткнуться в каменную стену или кованую ограду, в одном конце которой был выход в сторону Шуйлера, а в другом – в сторону Бата. Правда, в плохую погоду, если отец пребывал в добродушном настроении, он пускал сыновей в отель и давал им более-менее полную свободу его исследовать – при условии, что они ничего не сломают. В бальной зале, где остатки мебели были сдвинуты в угол и укрыты полотнищем, мальчики больше всего любили, разбежавшись, скользить в одних