Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

он медленно пробирался в начинавшихся сумерках от окраин к вокзалу. Борис Васильевич никогда не был здесь зимой, поэтому вид заснеженных улиц был ему непривычен. Впрочем, он и летом приезжал сюда в последний раз очень давно, двадцать с лишним годков назад, и всё, что сейчас было видно из окна, узнавалось с трудом. Между старыми домами тут и там были напиханы новые высокие здания. Много было машин, казалось, что город населяют в основном они, оттеснив людей на узкие тротуары. Невзрачно побеленный раньше вокзал теперь поблёскивал современной отделкой, свет обильно выливался из его широких окон на перрон. Закрытый полупрозрачным пластиком пешеходный виадук, перекинувшись через пути, утыкался прямо во второй этаж вокзала. И только луна, застенчиво пряча круглое лицо за громадами домов, всё так же отсвечивала блёклой желтизной и выглядела совсем неуместно над этим сияющим великолепием.

Вагон ещё не остановился, когда он увидел в окне стоящих на перроне рядышком племянников и махнул им рукой. Они его тоже заметили и ответно помахали. Выйдя из вагона, Борис Васильевич крепко обнял каждого – и Алёшу, и Витю. Да, в последний раз он был здесь, когда Витька только учился ходить. И счастливый Георгий шептал ему – по секрету от жены, – что они с Валентиной его «не заказывали», а вот какой получился крепыш, и сначала собирались назвать его Ильёй, но решили, что «Алёша» и «Илюша» слишком похоже звучит, поэтому назвали Виктором в честь деда, Валентининого отца. Георгий вообще относился к именам серьёзно, считал, что они во многом определяют характер и судьбу человека. Своё имя ему нравилось, но уменьшительных «Гоша» или «Жора» он не признавал и ещё с детства всем представлялся как Гера. И родителей приучил называть его только так.

С племяшами Борис Васильевич виделся после этого лишь однажды. Он давно звал брата с семьёй приехать погостить к нему в посёлок на севере Байкала. Но Гера всё отговаривался занятостью на работе, а вот сыновей однажды отправил. Тогда, восемь лет назад, они познакомились всё равно что заново. Алёшка учился в институте, Витька заканчивал школу, и это были уже самостоятельные молодые люди, ничем не напоминавшие тех малышей, которых он помнил. У Бориса Васильевича тогда ещё была «Нива», и они объездили всё ближайшее побережье, купались в горячих источниках, загорали, рыбачили, жарили шашлыки на костре, лазили на крутые скалистые склоны, чтобы полюбоваться Байкалом с высоты. И всё было так безоблачно и хорошо, и племяши уехали радостные, с кучей впечатлений, альбомом свежих фотографий и разными сувенирами на память: цветными камешками, высушенной щучьей головой, медвежьим когтем, подаренным знакомым охотником Бориса Васильевича. И Валентина прислала потом короткое письмецо, в котором благодарила его за то, что показал ребятам Байкал.

А следующей весной он получил письмо от матери: Валентина, не сказав ничего Георгию, подала на развод и через суд получила его. Мать и раньше писала, что Гера стал приезжать к ней какой-то неухоженный: рубашка у него мятая, пуговица косо пришита, – видно, плохо с Валентиной живут, как бы вообще не разошлись. Борис Васильевич успокаивал её: ну мало ли, поссорились, потом помирятся. Но опасения матери сбылись, и он не переставал удивляться тому, как она догадалась, что семейная жизнь у Геры разладилась. Жаль было брата, тем более что для него всё вышло неожиданно и скорострельно. Они созвонились по межгороду, но Георгий пребывал в растерянности и не мог ничего объяснить. Борис Васильевич так и не простил Валентине этого развода, выскочившего, как кролик из шляпы фокусника. Может, и были у неё свои резоны, да вот вышло как-то не по-людски…

Алёшка подхватил чемоданчик Бориса Васильевича, и они вместе с толпой двинулись под светящуюся надпись «Выход в город». Сразу, на ходу, говорить о главном было нельзя, и на всём недолгом пути до привокзальной площади прозвучало всего несколько коротких фраз: как жизнь, как доехали. И лишь когда уже сидели в Витькином «ниссане», Борис Васильевич спросил:

– Что же всё-таки случилось?

– Инфаркт, – ответил Алёшка.

– Не помогла операция, значит, – проговорил Борис Васильевич. – Это же второй у него.

– Мы и про первый-то недавно узнали. И то случайно.

Помолчав, Алёшка продолжил:

– Перед этим у меня день рождения был. Я звонил папе, приглашал прийти. Он сказал, что у него срочный заказ, обязательно надо закончить сегодня, поэтому никак не может. Поздравил, обещал позже подарок привезти. А на следующий день позвонил его сосед – нашёл у папы в мобильнике мой номер. Сказал, что он умер. Мы с Витей сразу поехали. Дома никого больше не было…

Борис Васильевич подумал, что и тут сбылось предчувствие матери. В отца пошёл Георгий, и внешне, и характером. Отец-то любил к рюмочке приложиться, поэтому мать в конце концов и разъехалась с ним. Вот и у Георгия, писала она, после развода проявилась эта слабость – она сразу чувствовала по его голосу в телефонной трубке, что он хоть немного, да под хмельком. Бывало это нечасто, но переживаний ей прибавляло. И в последний свой год мать почему-то всё боялась, что Гера так же, как и отец, закончит свои дни в одиночестве, в пустой квартире. Хотя брат жил тогда уже не один.

Мать всегда близко к сердцу принимала Герины неприятности. Всё-таки младший сын. За него, старшего, она тоже, конечно, волновалась, но младший казался ей совсем незащищённым от разных житейских бед. Может быть, потому, что сразу после школы уехал учиться в далёкий город, да так и остался там, а к ней приезжал редко, раз в несколько лет. С детства он был у родителей любимчиком, рос пухленьким и круглощёким, за что получил ласковое прозвище «Карасик». Мать часто так и говорила: «Боря, уступи Карасю, он же маленький». И даже когда Гера повзрослел и утратил свою упитанность, он ещё долго оставался в семье Карасём.

Борис Васильевич помнил последний разговор Георгия с матерью четыре года назад. Она уже неделю не вставала с постели и временами, одолеваемая причудливыми фантазиями расстроенного мышления, говорила о каких-то людях, толпящихся в её комнате, просила выгнать их и закрыть двери, а то спать мешают. Но в тот день, когда Гера позвонил ей, чтобы поздравить с Восьмым марта, мать была в ясном сознании и очень обрадовалась его звонку. И потом лежала совсем умиротворённая и рассказывала Борису Васильевичу, приехавшему тогда в отпуск: у младшего всё в порядке, Зинаида оказалась заботливой хозяйкой, с Алёшкой он часто видится, а вот с Витькой встречается редко – Валентина, видимо, как-то настраивает его