Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

«Ниссан» еле двигался по улице в вечерней пробке. Борис Васильевич отметил про себя, что Витька маневрирует аккуратно и уверенно, хотя на вокзале обмолвился, что сдал на права только в этом году. А вот Георгий так и не поездил на собственной тачке… Борис Васильевич, приобретя «Ниву», попытался и брату организовать «жигуль» через знакомого бухгалтера: на «материке» купить автомобиль было почти безнадёжно, а на БАМе это делалось проще, хотя нужны были кое-какие обходные манёвры. Манёвры эти удались, и он сообщил Гере, что через три года тот может приезжать за машиной. И срок этот уже подходил к концу, брат успел получить права и даже приобрёл гараж недалеко от дома. Но тут объявили рыночную экономику, и всё пошло кувырком. Оказалось, что накопленных на целевом вкладе денег теперь недостаточно, а достать ещё столько же братьям было негде. И уже выписанный в сберкассе чек на «пятёрку» был продан какому-то вовремя подсуетившемуся «бизнесмену», успевшему наварить на спекуляции водкой, сахаром и чем-то ещё. Теперь это стало называться коммерцией.

– Папа пообещал соседу что-то там подштукатурить, – рассказывал Алёшка. – Тот купил всё, что нужно, ждал его. Потом решил сходить и позвать. Дверь приоткрыта была. Папа лежал на полу. Когда упал, сильно ударился, лицо разбил… Мы приехали, а там полиция… Потом его увезли.

У Бориса Васильевича в сердце зашевелилась острая, колющая жалость. Ах, Гера, Гера, и никого не было рядом, никто не помог! Наверное, почувствовал себя плохо, пошёл к дверям, но ничего уже не успел…

Не в то время родился Георгий, не повезло ему. Впрочем, не повезло большинству, а ведь всё начиналось вроде бы так прекрасно… Одни выкрутились, пережили, а у других не заладилось. Вот он, Борис Васильевич, как работал, так и работает в лесном хозяйстве, хотя в девяностые пришлось и плотником побывать, и всякую подёнщину искать: заборы ремонтировать, квартиры белить, в грузчики наниматься. Но в конце концов всё понемногу устроилось. Карманы от денег не рвутся, но на жизнь хватает, да ещё и занимается любимым делом, как и прежде. А Георгий распределился в академический НИИ, хорошо проявил себя в отделе и готовился к поступлению в аспирантуру. Вот только с жильём было туговато, тогда уже и Витька родился, а они с Валентиной так и ютились в однокомнатной малосемейке, и не было перспектив на что-то более приличное. Но тут ретивые «прорабы перестройки» решили к двухтысячному году (любит же начальство круглые даты!) обеспечить каждую семью отдельной квартирой. И деньги стали выделять на это дело, да вот строителей не хватало. Якобы не хватало. Скорее всего, тогда начинали ещё несмело обкатывать схемы разных «распилов» и «откатов», и вот академическое начальство предложило: кто бездомные, стройте себе жильё сами. Георгий с группой таких же «счастливчиков» оставил свои научные занятия – временно, как предполагалось – и влился в бригаду каменщиков. Научился класть кирпичи, потом штукатурить стены, стелить полы да и прочие строительные премудрости освоил. Оказалось, правда, что, прежде чем взяться за свой дом, будущие светила науки должны построить гостиницу для академгородка. Другого пути для обретения собственной жилплощади не было, и волей-неволей Георгий провёл на стройке года четыре, прежде чем получил ключи от долгожданной квартиры.

Но тут снова вмешался тот самый рынок. Его законы требовали отдачи от каждого сотрудника не в каком-то прекрасном будущем, а прямо сейчас. И желательно в долларах. Поэтому кандидаты в аспиранты, которые несколько лет были оторваны от науки на стройке, оказались не ко двору. Да и старшее поколение при этом тоже сильно потрепали. Ладно хоть академические боссы не отобрали построенное своими руками жильё, а вот из института сократили. С тех пор Гера занимался тем, чему научился на стройке: отделывал квартиры, офисы, дачи, загородные дома, благо появилось много людей с деньгами. Получал достаточно, но всё «чёрным налом» – никто не хотел отдавать любимому государству налоги, да и Георгию было выгодно подоходный не платить. Плохо было только то, что трудовой стаж при этом не шёл, и Гера стал подумывать о том, чтобы устроиться куда-нибудь официально. Но не было документа о квалификации, хотя делать он умел всё. Без бумажки ты – букашка, поэтому на легальную работу не брали. А тут ещё в Сибирь вторглись несметные орды «средних азиатов», и Георгий сетовал на то, что они порядочно сбили цены…

– Куда мы едем? – спросил Борис Васильевич.

– К маме, – ответил Алёшка. Витька продолжал молча держаться за руль.

«Значит, к Валентине решили меня устроить. Впрочем, больше, пожалуй, и негде», – понял Борис Васильевич. У Алёшки с женой квартирка, наверное, маленькая, а туда, где жил Георгий, он и сам бы не поехал. Боялся окунуться в ту холодную, щемящую сердце пустоту, которая так остро ощущается в доме, откуда навсегда ушёл родной человек. Хотя он так и не был у Георгия после его развода. Просто поехать повидаться, как раньше, было уже дороговато, а потом, когда Гера сошёлся с Зинаидой, ещё и не хотелось тесниться в его «однушке», доставшейся ему после размена той самой, своими руками построенной квартиры. Да и не было никакой симпатии к его новой подруге. Как она появилась в жизни брата, он не мог вспомнить. Кажется, мать сообщила однажды в письме, что Георгий нашёл себе пару. Потом на юбилее матери они собрались все вместе: Борис Васильевич приехал с семьёй, и Георгий привёз показать Зинаиду. Восторга она ни у матери, ни у Бориса Васильевича, ни у Натальи, его жены, не вызвала. Деревенская баба, нос картошкой, приехала в город работу искать, устроилась продавщицей в киоске. Чем она Георгия прельстила, непонятно. Но Гера был доволен, а мать успокоилась на том, что теперь за ним хоть какой-то пригляд есть. Они долго жили, не расписываясь, но в прошлом году Гера сообщил, что Зинаида настояла на оформлении брака, и Борису Васильевичу ещё тогда почудился в этом какой-то подвох для брата. Хотя аргументы Зинаиды были понятны: сколько уж вместе живём, а я всё на правах то ли горничной, то ли экономки. И Георгий уступил.

Борис Васильевич бездумно смотрел на плывущие за окном машины, подсвеченные фасады, чопорные витрины, мерцающие огнями вывески, многие на английском или чёрт его знает на каком языке. Попадались слова, в которых были и латинские, и славянские буквы.