Испанская баллада - Лион Фейхтвангер

Но Муса просил немного повременить.

– Мне нужно забрать мою хронику и несколько книг, – объяснил он.

С видом большого хитреца, торжествующим тоном сообщил он собеседнику, что два самых драгоценных манускрипта – жизнеописание Авиценны и афинскую рукопись «Государства» Платона – он успел переправить в иудерию. Затем, шаркая туфлями, побрел в подвал и вернулся, широко ухмыляясь, с объемистой хроникой под мышкой.

Погромщики, разорившие кастильо, не спешили расходиться. Досадно было, что не удалось заодно порешить предателя и ведьму. И вот они толпой подступили к воротам иудерии и стали требовать, чтобы им выдали Иегуду и Ракель, но люди, которым можно было доверять, сообщили, что в иудерии их нет.

Ярость оттого, что те двое ускользнули, все росла. Пока эта парочка, отец с дочкой, живы, они источают яд, сеют зло. Долг каждого доброго христианина и кастильца – поскорее спровадить их на тот свет. Бог уже возвестил этим нехристям свою кару. Разве не правда, что сын, которого еврейка родила королю, нашему государю, таинственным образом куда-то исчез? Садовник из Галианы, некий Белардо, о том рассказывал. Младенца, вестимо, Господь прибрал – праведная кара за блудодейство. И разве не правда, что еврейка несколько месяцев назад выудила из Тахо череп?

Нашелся в толпе кто-то, слышавший от того самого садовника Белардо, будто ведьма живет себе по-прежнему во дворце Галиана как ни в чем не бывало, более того, она еще и папашу к себе жить взяла. Столь сатанинская наглость многим показалась невероятной. Пожалуй, можно пойти и самим взглянуть, посоветовал кто-то. Такое предложение всех озадачило, хоть соблазн и был велик. Люди стояли в нерешительности. Кастильо был домом еврея, но Галиана – дом самого короля. Сходить в Галиану, пожалуй, можно, решили некоторые, а там, на месте, уж разберемся, что делать дальше. Предложение понравилось.

Первые уже двинулись вниз, к мосту. Они шли не торопясь, к ним присоединялись всё новые попутчики. Теперь их было уже несколько сот, а может быть, и тысяча.

Медленно, размякнув от жары, прошли они по главной площади Сокодовер. Другие спрашивали, куда это они направляются, они отвечали; любопытствующие посмеивались с одобрением. У главных городских ворот стражники спросили:

– Куда идете?

Они ответили:

– Хотим проверить, как поживает кое-кто, сами знаете кто.

Стражники рассмеялись. Солдаты с башен большого моста тоже спросили, куда это они, а когда им объяснили, тоже рассмеялись.

Итак, честная компания, числом до тысячи человек, медленно спускалась с горы под палящим солнцем. Толпа росла, к ней приставало все больше и больше людей; теперь их, пожалуй, было уже тысячи две.

Барону Кастро доложили о происходящем. Взяв нескольких из своих людей, он поскакал следом за толпой, обогнал ее, опять пропустил вперед, и опять обогнал, и опять пропустил вперед. В его мозгу медленно крутились неясные мысли. «Я должен оберегать королевское имущество, – думал он. – Однако же, если готова свершиться кара Господня, разве подобает христианскому рыцарю становиться на ее пути?» И еще: «Я буду действовать так, как мне поручено. Не стану охранять предателя и ведьму, подвергая опасности остальных толедских евреев, а их, между прочим, сто тысяч. Но королевское достояние я защитить обязан, – решил он. – Таков мой долг».

Иегуда с Ракелью, после того как ушел дон Беньямин, снова предались своему празднично беспечному житью. Они тщательно одевались, много времени проводили за трапезой, после захода солнца подолгу гуляли в саду, вели неторопливые беседы.

Кормилица Саад – на ее полнощеком лице был написан ужас – первая принесла весть, что идут неверные, да проклянет их Аллах! И что же теперь делать? Иегуда сказал:

– Сохранять спокойствие и покориться воле Божьей.

Они удалились во внутренние покои, к Ракели, в ее небольшую комнату с отгороженным возвышением, как было это принято в покоях у знатных дам. Иегуда надел свою нагрудную пластину – знак высокой должности советника. В комнате стоял сумрак, от войлочной обивки стен, в жару пропитанных водой, исходила прохлада. Здесь они сели и стали ждать тех, кто скоро сюда войдет.

А толпа уже подступила к белым стенам, опоясывавшим поместье. Из окошка в воротах выглянул привратник, на камзоле у него был вышит королевский герб – три башни. Пришедшие заколебались, не зная, как поступить. Все взоры устремились на барона Кастро. Тот выступил вперед тяжелым широким шагом и сказал:

– Хотим взглянуть. Просто-напросто взглянуть. Мы не нанесем ущерба королевскому имуществу. Со мной моя стража, и я прослежу, чтобы никто не смел портить имущество его королевского величества или топтать клумбы в саду.

Привратник стоял в нерешительности. Тем временем несколько человек перелезли через невысокую стену; они оттащили привратника в сторону, не причинив ему вреда, распахнули ворота. Барон Кастро вошел первым, за ним его стражники, за ними люди из толпы.

Они медленно двинулись вперед, ко дворцу, по усыпанным гравием дорожкам, дивясь роскоши садов. Откуда ни возьмись вдруг явился Белардо. На нем был кожаный колет, кожаный шлем, а в руках он держал дедовскую алебарду.

– Благородный рыцарь желает побеседовать с доньей Ракелью? – угодливо спросил он. – Наша госпожа сидит в своем любимом покое, на возвышении. О визите благородного рыцаря уже доложено? Прикажете мне доложить? – тараторил он.

– Веди нас к ней, – приказал Кастро.

Сопровождаемые Белардо, они вступили в дом – сам Кастро, его солдаты, кое-кто из толпы, впрочем немногие. Дошли до комнаты Ракели. Знойный воздух сада, ослепительно-белая стена, пыльная дорога, по которой они долго шагали взопрев, вопя во всю глотку, – все вдруг осталось далеко позади. Их обступили тишина и прохлада сумрачного покоя, убранного на чужеземный лад. Вошедшие немного отрезвели от возбуждения и даже чуточку смутились; они жались в дверях, не решаясь двинуться дальше.

Иегуда с Ракелью сидели на возвышении, которое было отгорожено от остального покоя низкой балюстрадой с широким проходом посередине. Когда люди появились на пороге, Иегуда медленно поднялся с места; он стоял, слегка опершись рукой о балюстраду, устремив на незваных гостей спокойный, почти насмешливый взор, – так, по крайней мере, почудилось барону Кастро. Ракель не встала. Она сидела на диване, с тем же спокойствием глядя на Кастро и его спутников из-под вуали, наполовину прикрывавшей чело. Во внутреннем дворике слышался тихий плеск фонтана, откуда-то издали, от ворот, доносился глухой рокот толпы. Оставшиеся там, на дороге, повторяли одни и те же слова, но разобрать их было трудно. И все-таки Кастро понял. Он знал, они кричали: «Так хочет Бог!», а еще: «Matad, matad!