Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

свет погас) и думаю, что очень немногие люди знают о том, что живёт на земле такая взбалмошная девчонка, как я, и что творится в душе, я не умею рассказать. Я считаю, что о чувствах не может полностью рассказать ни один даже самый гениальный человек…

В моём дневнике всё чаще большие пропуски времени. «Выпал» такой важный день – день рождения, когда мне исполнилось 17 лет.

«Выпал» из дневника и последний мой школьный Новый год. Был объявлен конкурс на лучший новогодний костюм, но ученики– старшеклассники – мол, мы не в детском саду – были не очень активны. Я решила идти на вечер в костюме «Царевны-лебеди» из «Сказки о Царе Салтане». Создать такой костюм с помощью моей мамы-мастерицы не было особой проблемой. Она сшила мне из марли белое платье с накидкой на спине в виде крыльев, я же соорудила блестящий пояс из фольги и украсила платье нашивками из блёсток и белых комочков ваты. Кокошник из плотного картона я тоже украсила, а в центр его прикрепила звезду из рифленой блестящей фольги. Дома посетовала:

– Эх, как бы мне сделать, как у Пушкина в сказке «под косой луна блестит, а во лбу звезда горит»! Косу я заплела, к ней прикрепила месяц из фольги. Звезда «во лбу» при электрическом свете хоть и блестела, но всё не то. И тут вмешался мой старший брат Гера:

– Нет ничего проще, чтобы звезда горела. Я вставлю в звезду на твоей короне лампочку от карманного фонарика, а батарейку в мешочке будешь держать под мышкой, провода от неё протянешь на спине под платьем к своему затылку и дальше к лампочке в короне.

Слишком большой корпус от карманного фонарика не пригодился. Батарейку брат вставил в жёсткую коробочку-футляр, немного поколдовал с контактами и приделал длинненькую кнопку, чтобы я могла включать и выключать лампочку. Мешочек с батарейкой я подвесила на плечо под платье так, чтобы батарейка оказалась у меня под мышкой. Чтобы включить или выключить лампочку, я плотнее прижимала мою левую руку к телу и надавливала при этом на кнопку.

Моя горящая звезда из фольги излучала свет во все стороны особенно эффектно, когда в зале выключили свет и зажгли огни на ёлке. Костюм мой вызвал переполох у мальчишек. Они наперебой стали приглашать меня на танец, чтобы найти батарейку – ведь я во время танца не меняла положения рук, левая рука лежала на плече партнёра, а правую мою руку он держал в своей. Между тем, моя звезда то светилась, то гасла, словно не я ею управляла. Но танцевала я с горящей звездой без лишних движений руки, чтобы мальчишки не догадались, где я прячу батарейку.

В конкурсе я заняла первое место. Мне выдали приз – роман Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» с подписью директора школы. Физик Михаил Николаевич похвалил меня «за остроумное решение в устройстве горящей звезды». А мне теперь стыдно, что победила не я, а на самом деле мой бывший двоечник и второгодник брат. Не только не сказала на вечере, что брат мне помогал. Даже в голову не пришло тогда поблагодарить его дома, сказать какие-то тёплые слова. Впрочем, брат и не нуждался в моих словах благодарности. Братья любили меня и всегда помогали, но делали всё без лишних слов, по-житейски просто.

Руки братьев были приспособлены ко всякому деланию, они мастерили что угодно, и папка им ни в чём не помогал и вроде бы и не учил. Обычно он давал им задание сделать или исправить что-то, и они это делали. Например, папка говорил:

– На крыше кирпичная труба того и гляди упадёт, полезайте на крышу, поставьте трубу на место.

Или:

– В погребе свет погас. Полезайте, посмотрите, в чём дело. Лампочка перегорела или провод оборвался.

Или:

– Матери надо утюг починить.

Или:

– Угол завалинки водой размыло. Засыпать.

После школьного новогоднего вечера потекли обычные школьные дни, с ежедневными занятиями допоздна.

15 января 1957 года.

«В последнее время мною овладело чувство неудовлетворённости, недовольства собой. Всё как-то идёт не так, как надо. Кажется, и учусь, но не по-настоящему. Взяться за самовоспитание – силы воли не хватает. Безобразие! Время не умею распределять: много уходит на уроки, а на чтение и повторение не остаётся. Сплю по пять часов в сутки, по утрам чуть в обморок не падаю от недосыпа. И всё потому, что раньше двух иди трёх часов ночи не могу заснуть: одолевают мысли, фантазии (какие-то маниловские грёзы). Наконец, не могу удержаться от соблазна послушать радио. Поздними вечерами почему-то бывают хорошие передачи. Вот сейчас передают оперу «Евгений Онегин». Чертовски хочется слушать, но нет – испытаю силу воли. Спать, спать, спать!»

Когда я училась в старших классах, произошло перераспределение спальных мест. Бабушкину комнатушку-закуток в прихожей отдали мне, а бабушка снова укладывалась на кухне спать на полатях рядом с печкой. Братишка Гена спал не на сундуке, а на моей кровати в родительской комнате.

Брат Гера в моей комнатушке у изголовья кровати повесил маленький транзисторный радиоприёмник, и я даже ночью могла слушать радиопередачи, никому не мешая.

22 января 1957 года.

«Что делать дальше – не знаю. Ник прислал мне письмо… Разрыв… Меня обижает то, что он унижает себя, называя ничтожеством, которое я не могу любить (…).

Но что же мне делать всё-таки? Надо, думаю, писать ему письмо, высказаться до конца, напрямик, без всяких туманностей.

А сейчас за уроки! Не хочется, правда, учить, но надо заставить себя».

Дальше в тонкой школьной тетради записей нет, остались не заполненные, пустые страницы. 31 марта начинаю другую школьную тетрадь. Пишу старательно и хорошим почерком. Приведу отрывки из дневника.

31 марта 1957 г.

« Отправилась к Рэе, которая вернулась из Челябинска, куда она ездила с Лидой в гости к Толе Мельчакову. Толя приехал с ними же. Студент, но такой же мальчишка, какой был. Мы сегодня, как детишки, резвились. Играли в теннис и в жмурки. Перевернули в квартире Рэи всё вверх дном. Между прочим, к Рэе у него, видать, особые отношения. Что ж хорошо и даже очень хорошо. Толька – хороший парень…»

2 апреля 1957 г. «Ходили на завод. Семён Матвеевич перед тем, как пропустить нас через проходную, давал нам наставления:

– Смотрите внимательней. Не лезьте, куда не следует. А то знаю я вас. Вы давно уже потеряли своё лицо десятиклассников, одни затылки остались.

Смеётся. Кто-то спросил:

– А чем мы будем смотреть?

Семён Матвеевич:

– Затылками!