Дворики. С гор потоки - Василий Дмитриевич Ряховский

class="p1">В этот раз ее провожала вся еруновская семья. Ругань была неистовая и самая оскорбительная. Лиса стерпела. А утром комбед, проверив наличие пшена в закромах Ерунова, решил, что он, под видом своего, обрушивал чужое просо, без комбедовских квитанций. На него наложили штраф, а обрушенное накануне пшено записали на приход комбеда.

Тяжело было Ерунову сносить утеснения, но не меньшая тяжесть лежала и на его утеснителе — Лисе. Если не сдержалась она и поведала Доне свое горе, значит оно поистине было велико.

Этой осенью Лиса тоже совершала переход через рубеж бабьего века, на вторую полсотню. Отмечала она это событие не перечислением черствых ощущений старости, — нет, на это она жаловаться не могла, — а переломом самой жизни ровно надвое: там — тяжести забот и небогатые радости скупых удач, сознание своей силы и упорства, а здесь — полное облегчение от труда и незримая тягота сыновней обиды, горечь недружелюбия близких людей.

С самой весны, после памятного собрания на выгоне, Лиса не выговорила с Ванькой и Стешей ни слова. Внешне жизнь в избе текла по-старому: вместе ели, пили, вместе выходили на работу. И все это проходило в молчании, они общались отдаленными намеками, не обращаясь прямо друг к другу.

Новый скандал с Еруновым, закончившийся уводом его и Колывана в тюрьму, чувствовала Лиса, взбесил Ваньку. Как-то после обеда Ванька трясущимися пальцами начал вертеть цигарку, не соразмерил движений и перервал бумагу, бросил ее под ноги и прикусил неразвернувшееся ругательство. По его затравленному взгляду, обежавшему избу, Лиса поняла, что он сейчас готов сорвать зло на ком угодно. Она поторопилась уйти в чулан, но не успела. Ванька, с трудом преодолевая пресыщенный криком голос, туго выговорил:

— Что ж, долго так будет дело-то тянуться?

В избе все насторожились. Лиса почувствовала, как сердце гулко ухнуло в груди, и у нее похолодели концы пальцев. Она повернулась на голос и, не поднимая от пола глаз, спокойно переспросила:

— Ты к кому это?

Ванька притопнул ногой и попытался усмехнуться, но у него ничего не получилось:

— К тебе, к кому же больше? Ты у нас главный закоперщик, во всех делах голова…

Тогда Лиса, отбросив предосторожность, приняла вызов. Теперь уж она не прятала взгляда, глядела сыну прямо в лицо. Отряхнув руки о фартук, она прошла к столу и строго сказала:

— Со мной и говорить надо поскладнее. Я тебе все-таки мамушка. Повеличать бы не грех. Вот что, сынок.

— Я тебя не величать собрался! — Ванька круто повернулся в ее сторону и метнул глазом на Гришку. — Тебя величать надо по-другому. Ко всякой ты бочке гвоздь, в политику ударилась! Без тебя-то людей нет! Что ты меня срамишь, голову снимаешь? А?

Он выкидывал вперед руки, сучил кулаками и совсем задыхался. Около него встала Стеша и невинным тоном, в котором зла и вызова было больше, чем в выкриках Ваньки, сказала:

— Раз человек хочет по-своему ворочать, нешто его уговоришь? Тут и ругаться нечего.

Лиса перехватила острый взгляд снохи и решительно вскинула вверх голову.

— А ты б помолчала, Стешунька. Твое дело тут телячье. Ты уж по ночам свое бери, Тогда тебе никто не помешает. Вот что. — И повернулась к сыну: — Ну, Ваня, давай говорить по-хорошему, без крику. Я тебя срамлю перед добрыми людьми? А чем? Пропила ли я, прогуляла? Или из дома чего потащила? Или с краденым меня поймали? Чем же я тебе так жизнь испортила? Своим делом? Ты не маши на меня, не вякай. Я, Иван Егорович, не таких соколов умывала, а тебя-то я и не подумаю испугаться. Ты не думай, что мать тобой кормится и ее можно в нос и в рыло. Я еще сама троих прокормлю и не охну. Понял? А раз говорить хочешь, то должен говорить добросовестно, а не по-фулюгански. — Она передохнула и, почувствовав плотность пола, заговорила веселее: — Что я твоих дружков жму, не спускаю им, это тебе сердце тронуло? Еруна жалко стало? А что ж ты мать свою не жалеешь, про жену с детьми не вспомнишь, как он жал из нас последнюю кровинку? Теперь он тебе хорош стал, одну песню с ним запел? Ну и пойте, сколько влезет. Я тебе голос не обрываю, раз ты не хочешь мать слушать. Играйте, веселитесь, а может, и вместе с ним сядешь в тихое местечко для удобствия. Меня это не касаемо, я тебя не научала таким делам. Но и меня ты не учи! Не учи! Твою мать — жизнь да добрые люди выучили. Вот как образовали, что слезы ведрами проливала, да вас спокоила. Ты забыл это? Так и не суйся! Я бедноту свою не брошу. Вот режь меня, а я правило защищать буду. Буду!

Она топнула ногой о половицу и вытерла рукавом губы. Ванька сгорбившись стоял перед окном, и серый свет непогожего дня мертвил его лицо. Наконец он шевельнул плечами и сдавленно выговорил:

— Тогда нам с тобой…

— Что? Жить вместе тошно? — Лиса победно оглядела избу. — Гриша! Ты тута? Ну, и не живи. Я всю жизнь без мужика жила и опять не пропаду, к Еруну кланяться не пойду, меня беднота поддержит. Иди, сынок, с господом, не держу. Оно так-то будет милее. Избу я тебе не отдам, а полдоли из дома с радостью выделю, да еще от себя прибавлю.

Ей никто не ответил. Она оделась и вышла, прихлопнув дверью подавленное молчание оставшихся.

Сеял мелкий холодный дождик. Тучи бежали так низко, что казалось, вот-вот они заденут за трубы и князьки крыш, и тогда вместе с ними потекут над степью в теплые края все Дворики. Лиса зябко поежилась и направилась в сторону Тарасовой избы.

За лето Тарас привел свое жилье в порядок. Поддержка совета поставила мужика на ноги, и Лиса не раз втихомолку радовалась, глядя, как старый ее дружок работал на поле, работал в окружении своих ребятишек от зари до зари, словно наверстывал потерянные в разлуке с землей годы.

Она не заходила к Тарасу в избу, но знала жизнь соседа до мелочей — о его запашке, о количестве высеянных семян, о собранном урожае яровых. Ей самой пришлось отвешивать ему из фонда бедноты рожь, и в каждом зерне этой ржи, взятой у богачей, она видела проявление силы новой власти и радужное будущее Тараса.

Перед уборкой Тарас незаметно для всех обзавелся бабой. Лиса встретилась с новой женой соседа и одобрила его выбор: баба была уже в годах, бездетная, невидная на лицо, но плечистая, упористая в работе и немногословная.

В избе