Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

Пришла открытка от брата, написал кратко: 7 мая 1958 г.

«Здравствуй, Люсен.

Едем на восток, сейчас мы в Новосибирске. Куда едем, ещё не знаем, но, похоже, что куда-то за Владивосток. До свидания».

Прислал сочувственное письмо и Никола, я его известила, что брата моего призвали в армию:

«Здравствуй, Уралочка!

Получил от тебя письмо. Наконец-то! До боли обидно за Женьку… Сейчас у него самый тяжёлый, самый ответственный период в жизни солдата. Период, когда из человека выколачивают все гражданские привычки. Вполне понимаю его душевное состояние. Но мне хочется верить, что он останется прежним: добрым, умным, трудолюбивым, чутким Женькой, – Женькой упрямым с твёрдыми убеждениями.

Верю, что он не впадёт в пессимизм, не откажется от своей заветной мечты, а ещё с большим усердием станет использовать каждую свободную от службы минуту для занятий.

Ты можешь сказать мне, что всё это пустое… Не спорю. Три года – довольно внушительный срок, но всё-таки время можно использовать рационально. Колька.

P.S. Желаю тебе отличных успехов. Не вздумай ещё получать четвёрки. Держись такого курса – 5. Договорились? Вот и хорошо».

В июне я получила от папки непривычно коротенькое письмо, но в конверт был вложен «довесок» – письмо от мамы. Он пишет:

«Милая дочь! Сегодня 8 июня 58-го г. получили от Женьки открытку, где сказано: «Здравствуйте. Прибыли во Владивосток. Куда дальше, пока не знаем. Сейчас находимся в казарме распределительного пункта. Завтра поведут в баню и обмундируют. 28 мая 1958 г. Е. Кузьмин» Адрес: Челябинская область, г. Миасс-4, ул. Пушкина, № 65. Кузьмину А. А. Улица не Романенко, а Пушкина. Это тоже многое значит.

Всё. Папка.

На обратной стороне открытки синие цветы с зелёными листьями. Буду хранить до гроба. 9 июня 58-года».

Уверена, что после Женькиной открытки папка снова рыдал, оттого и написал мне кратко. Почерк в папкином письме нервный, лихорадочный, возможно, писал в подпитии. Женька не был «папиным» или «маминым» сыном, он и альпинистом в горах Тянь-Шаня бывал, и в шахту под землю спускался. Почему же так остро реагировал папка, словно навсегда прощался с сыном? Неужели только потому, что не удалось отодвинуть службу в армии, чтобы Женька мог поступить в институт, чего папка страстно добивался? Нет, не это. Главная причина: мир стоял на грани ядерной войны, шли испытания атомной бомбы под Семипалатинском, на Новой земле. Женьку везли на восток, а значит, он мог оказаться в зоне испытаний. Ну и папкина психология: была семья, четверо детей, и вдруг один за другим мы, трое старших, стали покидать дом. Остался младший Генушка. Опустевший дом буквально изводил родителей, и в силу своего энергичного характера папка не находил себе места.

Наверное, и Женька был малость не в себе: он был оторван от дома не добровольно, а его забрали в армию против его желания и разрушив его планы поступления в институт. Он допустил описку, указав в домашнем адресе на открытке старое название улицы до переименования – Пушкина вместо Романенко – а папка делает вывод: «Это тоже многое значит», то есть указывает на Женькино смятённое состояние души, и за Женьку папка переживает вдвойне. Или: Женька пишет на открытке с синими цветами – купил, какую смог купить, случайно. А папка делает свой многозначительный вывод и собирается хранить эту открытку «до гроба». В этом он весь.

Видимо, я пошла в «папкину породу». Мои дневники тоже полны эмоциями.

Мне больше, чем с ребятами, хотелось подружиться с девчонками-однокурсницами, чтобы не чувствовать себя одинокой, общаться, ходить в кино и театр. После Нового года в комнату-казарму вселилась одна из первокурсниц химфака Нинель Семерикова, спустя ещё какое-то время Ия Кузнецова. Они обе были из Сысерти, окончили школу с серебряной медалью, поступили на химфак, им обещали место в общежитии, но когда вернулись в Свердловск «с картошки», свободных мест в общежитии не оказалось. Как-то устроились жить частным образом и ждали весь первый семестр. После Нового года одна студентка-старшекурсница из нашей комнаты-казармы вышла замуж, на её место тут же вселилась Нинель. Мы стали вместе ходить не в кино или театр, а … в столовую. После занятий и лекций на химфаке ехали на трамвае, выходили у Дома Крестьянина (улица 8 Марта, 36) с единственной целью – «покушать». Сейчас улыбаюсь, а тогда с самого утра я не успевала толком поесть, мчалась на химфак, и вечером моя трапеза зачастую включала завтрак, обед и ужин по цене одного обеда. Кормили в столовой «Крестьянки» вкусно и недорого. Накушавшись, мы с Нинель веселели, шли в общежитие пешком. Я чего-то рассказывала, Нинель слушала. Не помню, чтобы в моих рассказах было что-то смешное – девушка я была серьёзная – и меня несколько раздражало, что моя подружка всю дорогу смеялась.

Напротив Дома Крестьянина и ныне сохранился большой Дендропарк – красивое и тихое место почти в центре города, а главное, ещё и близко от университетского корпуса на улице 8 Марта, где мы жили. В зимнее время темнело рано, и мы с Нинель сразу после столовой шли в общагу. С приближением весны и лета день удлинялся, солнышко пригревало, тянуло на природу, а у нас, понимаешь, весенняя сессия и даже, скорее летняя, потому что она начиналась поздно. Учебный год из-за колхозно-картофельной нагрузки осенью в университете сдвигался, и вот такая тоска – все живут, радуясь теплу, а мы долбим науки, листаем конспекты. Причём без разницы, хоть гуманитарии, хоть мы – технари. В тёплые дни сидеть в общаге не хотелось. Мы с Нинель, захватив конспекты, шли в Дендрарий, находили тихое безлюдное местечко и готовились к очередному зачёту или экзамену. Сессию сдали без троек.

Я по-прежнему комплексовала, продолжала записывать в дневнике мрачные мысли о моей неспособности жить, любить, а потом надоело вести дневник, и я его забросила.

А Женька в это время служил радистом в наземной авиации на Сахалине, писал мне из Южно-Сахалинска. Одно время он мечтал летать на самолёте, после седьмого класса подавал заявление в Свердловское лётное училище, но он был дальтоник – путал цвета. Медики его для неба забраковали. Дома мы не знали, что он путает цвета, и я, бывало, спорила и ругалась с ним, думая, что он нарочно разыгрывает меня. Глядя на мамин ковёр на стене, я говорила, что лепестки цветов зелёные, а он мне: «Нет, коричневые».

Поработав до армии в шахте, он с сожалением отмечал, что полученные теоретические знания в реальной практической деятельности не так уж и востребованы, а