Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев

поговорили кое о чем, маленькими секретами поделились. Настало время, когда не словами, а глазами друг другу можно многое объяснить, если не все. Встретились бы два горячих взгляда, высекли огонь, вспыхнули бы ярким пламенем сердца, закипела бы горячая кровь и бросилась в лицо. Ну что ж, случалось и такое. Особенно трудно было скрыть девушке это чувство, которое потрясло ее своей силой и новизной. Оно так волновало сердце, что порой на глаза набегали непрошеные слезы, которые она старалась скрыть от окружающих, держалась независимо и строго, сама себя расхолаживала.

Аманкул пытался было подкатиться к ней с любезностями, но получил такой отпор, что потерял всякую надежду на успех и отстал. Как говорится, лбом хотел камень расколоть, да гора треснула. После этого он стал с откровенной враждебностью относиться к девушке. Не здоровался, не разговаривал с ней. «Да ты, оказывается, хуже Каражана, — подумала про себя Марзия. — Бедняга Каражан хоть зла не держит, простодушный парень, сколько его ни ругай, как ни колоти, а на следующий день он все забудет и снова начинает свои шуточки. А этот настоящий враг. Впрочем, оно и к лучшему. Хорошо, что все выяснилось и определилось расстояние между нами».

Адиль же был не очень понятен ей. Он и особого внимания на нее не обращал, не пытался ухаживать, не лез с грубыми предложениями, как Аманкул, держался с ней ровно, как со всеми, даже взглядом не выдал себя. Только в свободные вечера брал в руки гитару, и тогда все вокруг замирало, наполненное такой удивительной нежностью, чувством такой удивительной мощи, что хотелось плакать. Ах, эти часы после ужина! Она уже ждала их. Но и пугали они ее. Острая тревога росла в душе. Казалось, что близкая ночь принесет ей горечь, заставит проститься с детством, ее охватывало беспокойство, которого она не могла объяснить, — то горела в огне, то холод пронизывал ее до костей. Противоречивые чувства измучили ее вконец. Однако ночь проходила за ночью, и только странные и тревожные сны прилетали и будили ее, но Адиль не пришел ни разу. В большой палатке их трое — Таласбай, Аманкул и Адиль. Все тот же храп ночами. Кто-то из троих. Марзия твердо решила, что храпит противный Аманкул.

* * *

— Давным-давно жил на свете один бай… — начала Марзия.

— Был у бая сай, — сказал Адиль.

— Ты, пожалуйста, не смейся, а то не стану рассказывать.

— Больше не буду.

— Летние пастбища бая были в Тасаузе. Хорошие джайляу…

— О-о, да не наша ли Каменная пасть служила ему летовкой?

— Ты слушай, не перебивай!

— Больше не буду!

— Облюбовал байские отары один матерый волчище, стал нападать и резать овечек. Бай собрал своих джигитов, стал волка выслеживать, и однажды удалось ему схватить хищника живым.

— Так-так.

— Он велел спустить шкуру с волка живьем.

— Да?

— А голого волка приказал отпустить.

— Садизм!.. Ну-ну, все! Не буду. Продолжай…

— Опозоренный волк с трудом пробежал небольшое расстояние на неверных лапах, упал и подох.

— Конечно, подохнет.

— Так вот. Вскоре началась конфискация. Видать, тот бай был не таким глупым, как другие богачи. Он свой скот успел продать, обратить в золото. Как в старину говорили, золота стало полный шанаш, то есть мешок из брюшины, в котором раньше хранили зерно.

— Я не видел таких мешков, но думаю — золота у того бая было немало.

— Сколько бы ни было, он все потерял.

— Каким образом?

— Дома держать это золото было нельзя. Он взял свое золото, выбрал ночку потемней и спрятал в одной из щелей Тасауза. А чтобы место запомнить, положил белевший в ночи череп на то место, где закопал свой клад. Прошло некоторое время, и бай пришел к своему кладу, нашел череп и стал копать в том месте, однако золота не было. Тогда он всю землю вокруг перерыл, золота не нашлось. Вот и все. С тех пор миновало около пятидесяти лет, а клад все еще в земле лежит.

— Видно, так и лежит, — согласился Адиль, вздохнув.

— Если бы лежало на месте, то нашлось бы. Говорят, что золото обладает свойством менять свое место, кочует под землей. Люди передают так: этого бая наказала оскорбленная душа волка. Кстати, оказалось, что череп тот, который послужил баю меткой, был черепом того самого волка. Вот он и отомстил богачу.

— Пустое, — небрежно отозвался Адиль. — Предположим, что ехал какой-нибудь путник, шел прохожий, увидел череп и пнул его от нечего делать подальше. Покатился череп, перевернулся в воздухе пару раз и лег на новое место — выше или ниже. Вот и не нашел бай свое сокровище, а прятал-то ночью и место не очень хорошо запомнил. А то, что золото будто бы кочует с места на место, как цыганский табор, пустые слова.

— Ну, а люди продолжают думать, что золото ушло, — сказала Марзия.

* * *

— Пошли, девушка, напьемся водички, отдохнем немного, — сказал через некоторое время Адиль.

Продукты их были сложены у родничка, что кипел внизу. Они спустились с раскаленных камней на зеленую лужайку под деревьями. Совсем небольшая была полянка, шестикрылая юрта вполне прикрыла бы ее, но как она была хороша. Трава не примята копытом, цветы пестрят, мягкая мурава стелется. Сразу за лужайкой в зарослях шиповника и терна журчит быстрый арычок. А в чаще над ним полно птичьих гнезд. Не успели Марзия и Адиль спуститься, как застрекотала сорока, оповещая птичий мир, что пришли чужаки и следует быть начеку. Зашныряла меж ветвей мелкая птичья орда, взвилась над ними — проверила, правду ли сказала болтливая сорока.

По небу плывут кучевые облака, важные, как караваны белых верблюдов. Они скрывают солнце, и на землю падает желанная тень, но солнце не уступает, прорывается и колет все живое жгучими лучами и само похоже на раскаленную сковородку, забытую на огне нерадивой хозяйкой.

— У заоблачного солнца лучи жгучие, а у дурной женщины язык, — сказал Адиль, глядя на облака.

Марзии хотелось плясать, такая это была веселая лужайка. Она потянулась всем телом, раскинула широко руки, закружилась и споткнулась. В траве лежал череп. Марзия вспомнила свой рассказ о золоте и волчьем черепе и засмеялась. Жизнь и смерть повсюду идут рядом. И здесь, на такой юной полянке, смерть поставила свою метку. Нет! Не место ей в этом цветущем царстве. Она нагнулась, чтобы взять череп и зашвырнуть его к камням. Что-то черное мелькнуло перед глазами и обожгло ее. Она закричала от ужаса и боли. В глазах потемнело. Испуганный Адиль бросился к ней.

— Каракурт!

Все решало время. Адиль оторвал от рубахи лоскут, перетянул